Вранье

Шуру сразу посадили рядом с Офером, хозяйским племянником. Тот заинтересованно расспрашивал обо всем. О Москве, о работе, о родных. Говорили по-английски, и чувствовалось, что племянника это немного напрягает, хотя его английский был не хуже Шуриного, а может, даже лучше. Он уже размышлял над этим феноменом, и сейчас до него дошло. Благо обстановка располагала – не собеседование. Он ждал от израильтян поощрения, а они, оказывается, думали, как сами выглядят. Они терялись, лишенные привычной почвы. На чужом языке не покуражишься, да и осторожность надо соблюдать. Все-таки английский – язык американцев! А их тут уважали.

Несмотря ни на что, гость Шуре явно симпатизировал. Поговорили о вчерашнем теракте в каньоне. Двадцатилетняя жительница Тулькарма, обернутая взрывчаткой, вошла в холл торгового центра Натании и взорвала себя. Шестнадцать убитых, в том числе и дети. Сорок раненых. Шура посетовал на власти, которые бездействуют. Офер обреченно кивнул:

– Так-то оно так. Но что они могут сделать, когда им ставят палки в колеса?!

– Это правда! Ни о ком не думают…

– Вот-вот. Балаган! Мира мы хотим. А какой мир, если мы захватчики, если лишили их нормальной жизни?! Они же тоже люди.

– Кто люди?

– Как кто? Арабы. Разве нет?

Шура занервничал. Сказал, осторожно подбирая слова:

– Ну, в общем, это не совсем по-людски взрывать других людей средь бела дня, да и самим взрываться…

– А что им остается делать?!

Шура развел руками:

– Ну, не знаю… Работать, может быть… Детей растить… Ну, не взрываться же.

Офер даже покраснел от возмущения:

– Да как ты не понимаешь, Алекс! У них тоже есть права. Они не хотят быть рабами. Они хотят быть хозяевами на своей земле.

– Ну, подари им землю. Они тебе скажут спасибо.

– И скажут! Только миром можно добиться мира!

Шура вздохнул:

– Где-то я это уже читал. Кажется, в Библии. Они нас взрывают – а мы им за это земли. Получите! Только зачем тогда жить в Израиле?

Офер опешил:

– Это ты мне говоришь?!

Надо было как-то разговор закруглять, но Шура не знал как. Офер вдруг повеселел и примирительно хлопнул Шуру по плечу. Он выглядел довольным и умиротворенным, как будто бы это не он минуту назад кричал и возмущался, доказывая свою правоту.

– Ну, и что ты делать собираешься?

– Не знаю. Мы с друзьями журнал издаем. Но это так. Резюме рассылаю.

– Правильно. Лиат, лиат, потихоньку.

Шура натянуто улыбнулся:

– Но времени-то особенно нет. Сорок в этом году. Жалко профессию терять.

Он говорил и чувствовал, как невольно сбивается на просительный тон.

Офер понимающе кивал:

– Это правильно. Но не все сразу. Терпение. Савланут. Ты же физик, кажется? Надо начать с чего-нибудь меньшего. С техника, например…

– Я ж уже давно физик. Шесть лет учился, семнадцать – работал.

Зачем он это говорит, будто хвастается, цену себе набивает.

Офер посерьезнел:

– Ну, и молодец! Но это где было? В России. А тут ты все начинаешь сначала.

– Но я ж и сегодня что-то могу. И значит, от меня может быть польза какая-то. Здесь, в Израиле. Это же логично.

Офер развеселился:

– Логика у тебя какая-то странная получается.

– Почему странная?..

– Ну, вот смотри. – Офер оглядел собравшихся и указал на мужчину напротив: – Вот возьмем Хайма. Он здесь родился, армию прошел, учился, пошел работать. А ты когда приехал? Два года назад. И тоже хочешь работать. Значит, Хайма надо уволить, а тебя взять. Разве это правильно? Он же пришел первым.

Шура начал злиться. Ему стало безразлично, что о нем подумает влиятельный человек Офер, да и все остальные, вместе взятые.

– А если я работаю лучше Хайма? Ну, к примеру. Разве это не важно?

– Важно, конечно. Но он же раньше пришел. Он свой путь проделал, а ты нет. Вот когда проделаешь – милости просим!

Шура хотел сказать, что по-русски это называется «дедовщина», но ни на каком другом языке он этого слова не знал. А даже если бы знал, ничего бы не объяснил. Они говорили на разных языках.

Позвонила Фира. Шура обрадовался, расспрашивал о здоровье, о внучке, извинялся, что до сих пор не занес журнал. Вроде не перетруждается, а все равно ничего не успевает.

– Мои тоже носятся с утра до ночи, а машину опять не поменяли – денег нет. Я знаю… – Фира тяжело вздохнула.

– Значит, еще бегает, а то бы нашли деньги. Точно вам говорю.

– Куда она бегает? Бегает. Рома на этой неделе к механику ездил, так столько денег отдал, что Зоя даже мне говорить боится. Все – воры. Я знаю.

Шура слушал вполуха и пытался решить, что первично, а что вторично: наши прадеды и прабабки, которые вынесли это «я знаю» из своих далеких местечек, а потом довезли до исторической родины и передали детям. Или же это исконное ивритское выражение?