Врангель. Последний главком

   — Ну-ка, соедините меня с начальниками дивизий. Василий Иоанникиевич, карандаш к бою!

Расположившийся здесь же со своими катушками и аппаратами поручик крутанул рукоятку телефона. Соколовский схватился за полевую книжку...

   9 полков из 11-ти Врангель приказал сосредоточить на левом фланге, объединив под командованием Улагая, для атаки Петровского. Время атаки — 5 утра. Топоркову для прикрытия Константиновского оставил бригаду — меньше 800 шашек. Зато приказал передать ему все оставшиеся в корпусе патроны: отобрать их у обозных, у тыловых команд и даже у казаков Улагая. С одними шашками, решил, злее пойдут в атаку.

Топорков, судя по глохнущему голосу, погрузился в мрачную сосредоточенность. Ни вопросов, ни возражений. Только еле расслышанное сквозь треск «слушаю»... Улагай — его голос, напротив, зазвенел, как бубен — заявил прямо: в успехе не уверен, потому как и казаки, и кони измождены донельзя, а при атаке стенки из пулемётов и винтовок никакой строй от больших потерь не убережёт.

Крепко держа себя в узде, ни слов не пожалел Врангель, ни времени, хотя счёт шёл на часы. Топоркову дал урок по тактике, объясняя, как прикрыть Константиновское, чтобы последних патронов не расстрелять. А Улагаю попытался передать хоть немного топорковской непоколебимости.

Вернув прапорщику разогретую трубку, почувствовал себя выжатым. Всё-таки командовать из штаба по проволоке куда трудней, чем самому в чистом поле: ни ты войск не видишь и не чувствуешь, ни они тебя.

Поужинал с Оболенским всухомятку, но так и не прилёг — вернулся на телеграф. Больше всего опасался теперь, как бы не перерезали проволоку земской телефонной сети между сёлами и станцией...

Рассвет задержался: спрятав сначала звёзды, а потом и зарю с солнцем, небо ровными рядами плотно застегали серо-синие барашковые облачка. Задержался и Улагай с докладом: боевой порядок построил...

...В 5 часов конные полки Таманской армии, переправившись через Калаус среди ночи, только-только начали сосредотачиваться для атаки Благодатного, а пехотные ещё не развернули цепи. Но пулемётчики своё дело знали: прикрывая тех и других, выкатились вперёд и угрожающе выставили стволы, пока холодные.

Улагай, водя по фронту биноклем, колебался недолго: упреждающая атака обречена, и думать о ней могут одни штабные писаки. Полки не только не доскачут намётом до шашечного удара, но и на 500 шагов, половину дистанции, не смогут приблизиться к красным: и людей, и лошадей подчистую выкосят пулемёты.

Разослал ординарцев с приказом спешиться и рассыпаться в лаву. Четыре полка своей дивизии сосредоточил в центре, запретив батовать лошадей и отводить в тыл дальше чем на сотню шагов. С донесением Врангелю, как и с атакой, решил повременить...

...Седьмой час тянулся вялый стрелковый бой. Нудный, как чистка пушек.

Бабиева лежание в цепи давно уже измотало всего. Особо не мёрз: лёгкая шуба из белой овчины, надетая под черкеску, нежно и тепло прилегала к телу. А вот душа стыла от безнадёжности. Папиросами только и согревал: не доставая серных спичек, новую поджигал искуренной до мундштука...

Извлёк из глубокого кармана шаровар тяжёлые часы «Зенит». Откинул железную крышку: почти полдень. Опережая стрелки, взгляд пошёл по кругу чёрных римских цифр, будто силился ускорить наступление сумерек... Хорошо бы стемнело раньше, чем братцы-казаки последние патроны расстреляют... А то, верное дело, у многих душа с говном смешается — побегут. Уж лучше лишнюю ночь на позициях помёрзнуть...

Бдительный слух не упустил: красные разом прекратили огонь. Вскочил в полный рост... Торопливо пропихивая часы обратно в карман, заметался взглядом по фронту: зашевелились цепи... Попятились! Вот одна рота, пригибаясь, отошла на несколько шагов... Вот другая... Третья... Очень слаженно отходят, гавнюки. Кажись, тоже не хотят другую ночь околевать на голом...

Корниловцы оживились, стали тянуть шеи.

Подскочив к цепи, рявкнул в затылки:

— В атаку!

Живо поднялись казаки. Перебегали, держа бесполезные винтовки наперевес и пригнувшись, от бугорка к бугорку. Подгоняли криками себя и других.

Тут-то и подали голос пулемёты таманцев: едва группы казаков выскакивали на ровное и открытое место, под разными углами обстрела точно скрещивали на них короткие очереди... Самые смельчаки, и среди них — командиры, вахмистры сотен и взводные урядники, падали, сражённые... Бегущие следом, хоронясь от пуль, утыкались носами в чернозёмно-снежную твердь и замирали. А красные цепи под прикрытием огня своих пулемётов спокойно отходили к следующим бугоркам и кустикам.

Бабиева нещадно грызли и досада, и неуёмная жажда кинуться в шашки, опрокинуть отходящего противника, прижать к топкой речке и рубить, рубить, рубить... Левая рука неловко вытащила из длинной и мягкой кобуры, висящей на левом же боку, револьвер и сунула за борт черкески. Чесалась ухватиться за рукоять и правая, беспомощная...