И шанс взять Ставрополь, всё острее чувствовал опасность Врангель, у «товарища» Федько есть. И не в последнюю очередь благодаря отставанию на два десятка вёрст «первопоходника» Казановича. Тот как упёрся в сёла Спицевское и Бешпагирское, так уже неделю не может взять их и выдвинуться к Калаусу. Хотя теперь командует 7-тысячным корпусом — 1-м армейским, — в который Деникин свёл 1-ю дивизию и 1-ю Кубанскую дивизию Покровского.
Без Соколовского поломав ночь голову над сводками и почеркав карту, заключил: неумно поступит, ежели станет дожидаться, чего там надумают «моменты» в Ставке. Ему здесь, по близости, куда лучше видно, как покончить со Спицевской группой.
Перво-наперво, дабы Таманская армия и дальше отдыхала себе на плоскогорье, решил без особых вольтов объехать «товарища» Смирнова на кривых: раз всех шпионов из местных большевизанствующих мужиков всё равно не переловить, утром отдал приказание объявить в полках, батареях и обозах о днёвке и на завтрашний день. Затем, не доверившись телефону, вызвал начальников дивизий к себе в Константиновское — пообедать.
Убедившись, что за дверью гостиной — никого, кроме Гаркуши и Оболенского, на словах приказал Топоркову, как стемнеет, скрытно стянуть в село все пять полков 1-й конной и два полка бригады Чайковского, до полуночи сосредоточить их у станции Кугуты, к рассвету выйти к Спицевскому, окружить пехотную группу красных и уничтожить. Улагаю — оставаться заслоном на фронте Николина Балка — Петровское — Донская Балка, выслав на плоскогорье дополнительные сторожевые сотни. Мелочи обговаривали вполголоса, прихлёбывая большими ложками кислые щи...
...Нефть из единственной цистерны, пригнанной из Майкопа наполовину опорожнённой, сливали уже с самого дна, а потому начальник станции динамо-машину остановил. Однако керосиново-калильный фонарь «Самосвет» в тысячу свечей — его высокая медно-стеклянная башенка со слепяще-белой сердцевиной торчала посреди длинного подоконника — тесный и низкий зал для пассажиров освещал не хуже электрической лампы. Угловая округлая печь, облицованная оцинкованным железом, едва теплилась и одолеть холодную затхлую сырость не могла. Всё же поснимав с плеч бурки и перекинув их через спинки, командиры полков, их помощники и полковые адъютанты просторно расселись по скамьям, специально для совещания составленным в четыре ряда.
Посеревшие лица совсем омертвила сосредоточенность, когда Топорков, прочно упираясь короткими кривоватыми ногами в грязный цементный пол, стал докладывать секретный приказ командира корпуса. Уложив его в несколько обрубленных фраз, тут же перешёл к своему плану.
Кто-то, схватившись за карандаш, записывал в полевую книжку, кто-то, хорошо зная его немногословие, ограничился отметками в развёрнутой на коленях карте... 1-й Екатеринодарский, 1-й Запорожский и 1-й Уманский начальник дивизии сам выводит к Спицевскому по кратчайшему, юго-западному, направлению для лобового удара. Чайковский со 2-м Офицерским конным и 1-м Черноморским полками долиной Грачёвки обходит село с севера. Бабиев, объединив под своим командованием Корниловский конный и 1-й Линейный полки, правым берегом речки Горькая глубоко обходит его с юга с целью отрезать от Бешпагирской группы красных, а чтобы бригада не заблудилась, её поведёт проводник-крестьянин, вызвавшийся добровольно... Атаковав одновременно, с восходом, бригадам взять Спицевское в клещи. Захватить и пригнать обратно как можно больше пленных. Подводы обозные с барахлом и домашней утварью забирать во вторую очередь, а в первую — с боевыми припасами...
— Полковник Бабиев! Вы уяснили ваши задачи?
— Так точно.
Командир корниловцев, усевшийся на край задней скамьи, будто отсутствовал. Опершись локтем на подоконник, понуро поглядывал то в быстро заполняемую серыми строчками полевую книжку соседа, полкового адьютанта подъесаула Елисеева, то в голое окно, наглухо занавешенное безлунной полуночной темнотой. И отозвался необычно тихо и сухо.
Его вызывающая незаметность и задела, и насторожила Топоркова. Сильнее даже, чем обеспокоила мрачная замкнутость Мурзаева: хотя командир линейцев, не сняв своего летнего офицерского пальто, и занял место на передней скамье, но сразу уставился в пол и пока не обронил ни слова.
Разрешив всем расходиться, шагнул к Мурзаеву.
— Ты чего не в себе, Александр?
Тяжело покачав обритой головой и сузив глаза до мрачных щёлок, тот выдохнул коротко и почти беззвучно:
— Гибнет казачество, Сергей.
— Ты о чём?
— Стыдно сказать... Шкурников стало больше, чем героев. — И тут же добавил, громче и злее: — А этот гвардейский штаб... его мать, только приближает погибель. Ну, сам посуди...
Ободряющих слов Топорков не нашёл. Лишь неловко тронул выше согнутого локтя высохшую руку Мурзаева, что покоилась на широкой чёрной перевязи...