Врангель. Последний главком

Выпили за успехи армий Согласия: наконец-то перешли в общее наступление на Западном фронте и с ходу прорвали позицию Зигфрида[61]. Потом заговорили об общих знакомых: кто как вырвался из Совдепии, у кого родные убиты большевиками, кто ещё приехал в армию...

Деникин старался выбирать что попостнее. Романовский в еде себя не ограничивал, особенно налегал на оладьи с мёдом и густым абрикосовым вареньем. Но даже к лёгкому белому не притронулся. Санников же, перебрав всю полудюжину выставленных на стол бутылок и изучив незнакомые этикетки, принялся дегустировать кубанские столовые вина.

Выбрав, как ему показалось, удачный момент — первый голод все утолили и разговор наладился, — он поднял вопрос о начальнике своего штаба.

   — Фон Дрейер? — нахмурившись, переспросил Деникин. — И речи быть не может. У меня есть сведения, что он выдал немцам офицерскую организацию в Москве. А те сообщили большевикам. Все были расстреляны.

   — Но я не допускаю мысли... — Врангель растерялся. Голова снова запылала, и ничего, кроме дежурных и бесполезных фраз, в неё не приходило.

   — Смутные времена поднимают со дна души человека всю муть. И многие страшные вещи приходится не только допускать... В них приходится убеждаться на каждом шагу.

   — Но может быть, Антон Иванович, — деликатно вмешался Романовский, — назначить временно, пока не выяснятся все обстоятельства...

   — Нет! В моей армии он служить не будет. — Деникин отрезал жёстко и решительно. Его недовольный вид и отметающий жест были красноречивее слов.

Поспешив сменить тему, Романовский перевёл разговор на конфликты с кубанскими властями. И в этом случае, понял Врангель, всё говорилось исключительно для него.

По словам Романовского, претензии правительства Быча стали совершенно вызывающими. Озабоченные лишь улучшением хозяйственной жизни в крае, главари «черноморцев» не проявляют никакого желания нести тяготы содержания армии. Но при этом не прочь получить в своё распоряжение половину трофеев: прежде всего хлеб, сахар, мануфактуру, обувь и металлоизделия. В итоге органы снабжения больше заняты перепиской с кубанскими властями, а не правильным распределением трофейного имущества между частями и закупками продовольствия. Потому дивизии и испытывают хронический недостаток буквально во всём.

   — Так, Александр Сергеевич? — обратился Романовский к Санникову.

Начальник снабжения то ли после долгой тряски в автомобиле, то ли от спиртного быстро осоловел, и седая его голова уже клонилась на грудь. Но нашёл в себе силы вскинуть её и подтвердить кивком.

Врангель поймал себя: менторский тон Романовского стал раздражать его куда сильнее холодных, вгоняющих в озноб прикосновений влажной сорочки. Вдобавок совсем некстати вернулся-таки кашель. И чем унять — чёрт его знает... Не иначе как одному чёрту известна и причина угнетённого состояния Деникина... А не в том ли, что дни Алексеева, и верно, сочтены?

   — К сожалению, войска сами часто срывают снабжение и дают поводы для конфликтов с местными властями, — продолжал невозмутимо Романовский, то ли делая вид, то ли действительно не замечая болезненного состояния Врангеля. — Трофеи, вместо того чтобы сдаваться в интендантства, расхищаются. Часты случаи грабежей. Причём казаки грабят не только иногородних, но и казаков других станиц. Вы, Пётр Николаевич, должны сугубое внимание обратить на обеспечение неприкосновенности казачьей собственности. Ведь вы командуете кубанцами.

   — И что с того? — Врангель, напрягшись, старался крепко держать себя в узде. — В моей дивизии грабежей нет.

   — Хорошо, если так. Но, может быть, жалобы населения до вас не доходят? Или, скажем, вам о них не докладывают бригадные командиры... — бесстрастно уточнил Романовский. — Нрав у казаков специфический: своих не выдают... Даже офицеры.

   — Я казаками командовал почти всю войну. И повадки их отлично мне известны. На третий же день после приезда я повесил двух мародёров. И с тех пор, повторяю, в моей дивизии грабежей нет.

   — Похвально, Пётр Николаевич... — Чутко уловив нотки недовольства в сипловатом голосе Врангеля, Романовский смягчил тон до примирительного: — Увы, этим не может похвастаться генерал Покровский: на его кубанцев поступает особенно много жалоб.

   — Чтобы бороться с этим злом, следует быстрее вводить в армии нормальные военно-полевые суды.

   — Делается всё возможное, — парировал Романовский невозмутимо. — Но беда в том, что не хватает военных юристов.

На какое-то время установилась пауза. Отсутствие общего разговора восполнил стук ножей и вилок. Наконец Деникин, очнувшись от своих мыслей, произнёс с горечью:

   — Не только юристов... Мы боремся на три фронта: против большевиков, против самостийников и против тыловой неустроенности. А достойных людей катастрофически мало. И с каждым днём их, кажется, становится меньше... Когда гибнут — больно, но понятно: на то и война. Но когда ставят своё честолюбие выше интересов армии и России...