После этого визита мое настроение подскочило до немыслимых высот. Теперь осталось только сообщить родителям уже готовую версию моего двухлетнего отсутствия, и вопрос закрыт. Рабочий день заканчивался, сейчас объясню обстановку родителям, а потом навещу Никиту. Однако, насчет родителей, а вернее родительницы я заблуждался. Моя версия, о том, что я находился два года в другом мире, была тотчас отвергнута и высмеяна. Затем был задан вопрос: где Анна, с которой я их знакомил? Она мне невеста или уже жена? Где она живет? Затем последовали вопросы: за что я был изгнан из ее семейства и тому подобная чушь. Утерянный паспорт хорошо подтверждал эту версию.
Пришлось буквально на ходу перестраиваться. Я без зазрения совести, объявил, что два года находился в другой стране по заданию наших спецслужб, что моя работа супер-пупер секретная, и мне под страхом расстрела запрещено о ней говорить. Анна, такой же секретный агент, как и я, осталась во враждебной стране, а мне удалось вырваться. Когда я уходил по крышам от врагов с добытой информацией, она отстреливалась из револьвера на чердаке, прикрывая мой отход.
Поверила ли моя родительница в этот бред, или слова о секретности всего и вся, под страхом расстрела остановили ее расспросы, я выяснять не стал. Но вопрос о моем исчезновении и внезапном появлении был закрыт для всей родни навсегда. К Никите в этот вечер я уже не пошел.
На другой день отправился в МВД, где опять же без зазрения совести, сообщил, что паспорт потерял вместе с бумажником очевидно в общественном транспорте и хватился не сразу. Сообщив все данные о себе, а также номер и серию утерянного паспорта, предъявив свидетельство о рождении, и написав заявление, я ушел. Разинь, в нашем социалистическом обществе великое множество и никто меня особенно не воспитывал. Пообщавшись с «товарищами по несчастью» я понял, что паспорта теряли каждый пятый, а некоторые не по одному разу… Мне грозил штраф, но не слишком большой. За деньги я не заморачивался, ведь мой рюкзак должен быть у Витьки, теперь уже можно забрать его и начать распродавать контрабанду.
Вечером я отправился к Никите, единственному человеку в этом мире, которому можно и нужно рассказывать все как есть, без всякого сочинительства. Именно от него и хотел я узнать, как дальше жить… Ведь ход в мир Анны остался. Путь, конечно, не прост, но вдвоем его можно пройти.
Никита искренне обрадовался мне, только поговорить нам не удалось. Как тут поговоришь по душам, если рядом бегают дети пяти и семи лет, да и жена особой радости не выказывает при моем появлении. Ее можно понять, ведь когда я исчез, у наших внутренних органов к Никите появилось множество вопросов. Не знаю, как он выкрутился, только теперь мне тут не рады, мягко говоря. Однако, нам удалось перекинуться парой слов и назначить встречу назавтра в кафе.
Я целыми днями бегал по разным инстанциям, восстанавливая свое юридическое существование, бюрократия проворачивала свои механизмы, но дело шло. Все оказалось не столь трагичным, как мне рисовалось вначале. Даже в институте восприняли мое появление, я бы сказал, равнодушно. Удивляло приемную комиссию только то, что я восстанавливаюсь на дневное отделение, а не на вечерний или заочный факультет. Честно говоря, меня это тоже напрягало. В моем-то возрасте и с моим прошлым снова материально зависеть от родителей… Ну, да как-нибудь.
Вечером встретились с Никитой в кафе, я сразу сказал ему, что пока не богат, но кое-что есть на реализацию. Он отнесся с пониманием, и финансовые расходы взял на себя. Впрочем, мы не шиковали: салаты, да водочка, ну и курево, как тут без этого. Наверное, больше часа я рассказывал ему свои приключения в трех мирах, но без излишних подробностей. Зачем Никите знать мою личную жизнь, у него своя есть. Но про Анну-то я рассказал все, и как она помогла мне покинуть этот мир (звучит двусмысленно), и как помогла потом вернуться в него. А еще сказала, чтоб я не приходил больше… Я очень кратко рассказал о своем полуторагодичном пребывании в средневековье, но об участии в перепетиях гражданской войны, исчезновении, а потом появлении Анны я рассказал очень подробно. Многое, из того что происходило было мне самому непонятно.
Никиту же больше интересовало мое возвращение и разговор с майором Анатолием Ильичем.
— А ведь версию твоего возвращения он тебе специально подсказал, — задумчиво сказал Никита. — Я думаю ты под колпаком… Ну, и я, соответственно, вместе с тобой. Не торопись забирать у Витьки свой рюкзак. Надо это провернуть как-нибудь незаметно. А не то конфискуют все.
— А как ты думаешь, почему Анна запретила мне приходить? То, что она замуж выходит, это ведь не причина. Можно не у нее останавливаться, да и вообще в Боровск не ездить?
— Ну, вот тут-то тайн нет, — с усмешкой ответил Никита. — Вспомни, как вы прощались? Как в дорогу тебя собрала, что сказала перед расставанием? Помнишь?
— Как не помнить. Нельзя, говорит, мне с тобой. Ну, никак нельзя.
— Беременна она, — со вздохом сказал Никита. — Мог бы догадаться.