Врата Афин

– Он хорошо сражался в тот день, хотя шансы были не в нашу пользу. Как и Фемистокл и Аристид, которые держали центр. Как и Каллимах, который перед смертью возглавлял правый фланг. Мы стояли, как афиняне, рядом с платейцами. Мы выстояли против стрел, копий и мечей – не буду вспоминать. С тех пор я несколько раз просыпался в поту оттого, что во сне снова переживал тот бой! Вызвала ли у меня гордость наша победа? Конечно да. Было ли с моей стороны высокомерием просить флот для преследования наших врагов? Я так не думаю. Нельзя было оставлять персов в покое, чтобы они укрепились и набрались сил. Да, я проиграл битву на острове Парос. Я высадил там наших людей, хотя мне сказали, что остров поклялся в верности персам. Я не утверждаю, что у меня нет недостатков; я лишь говорю, что при принятии решения случаются и ошибки. Люди выступают, не дождавшись приказа, или медлят, когда им следует идти вперед. Если они люди чести, то, как и я, сожалеют о своих промахах.

Он посмотрел на Ксантиппа страшными, воспаленными и покрасневшими глазами, как будто в нем самом бушевала лихорадка.

– Вы сидите здесь, на прохладном камне, и судите о моих решениях, а я принимал их под грохот волн, когда мои люди смотрели на меня в ожидании приказов. Вы представить себе не можете, каково это – быть там. Думаете наказать меня за потери? Каждый день меня наказывают мысли о людях, которые утонули, о друзьях, которых убивали, когда те боролись за свою жизнь. Да, я поступил опрометчиво…

Он спохватился, осознав, что переступил черту, признав собственную вину.

По толпе собравшихся прошел шепот.

– Я предпринял высадку на основании того, что знал тогда. Рискнул и… проиграл. На поле Марафона я выиграл; на Паросе я проиграл. Такова жизнь стратега и архонта – жизнь вождя. В конце концов, все, о чем можно просить, – это чтобы побед было больше, чем поражений. Это все, что я могу предложить.

Он безнадежно махнул рукой, и его лицо исказила гримаса. Чужие суждения были недостойны даже его презрения. Ксантипп с недоверием наблюдал за тем, как Мильтиад возвращается на свое место с помощью сына. Неужели болезнь так ослабила его? Похоже, он сказал в свою защиту все, что хотел, и теперь сидел, склонив голову и уставившись в никуда, тогда как нанятые им писцы суетились, пытаясь привлечь его внимание.

Магистрат тоже, казалось, ожидал большего. Время еще не истекло, вода не излилась из нижней чаши. Он молча развел руками и вопросительно огляделся, а когда никто не ответил, наклонился к одному из судебных писцов и шепотом отрывисто спросил о чем-то.

– Стратег Мильтиад? Ты будешь вызывать свидетелей в свою защиту?

От самого стратега ответа не последовало, но его сын медленно встал.

Кимон был прекрасным молодым человеком, хотя Ксантипп его не знал. Восемнадцатилетний юноша наклонился, чтобы поцеловать отца в обе щеки, затем обратился к присяжным. Ксантипп взглянул на водяные часы, уточняя время.

– Мой отец служил Афинам всю свою жизнь, отдавая городу всего себя, свою кровь и свое серебро. На суше и на море. От нашего имени он проводил кампанию в Ионии, из-за чего годами не видел семью. В его отсутствие мы заботились о том, чтобы кормить людей, давать им хлеб и вино. Все это время мой отец Мильтиад рисковал жизнью, сражаясь против персидских армий. Марафон – его величайшее достижение, незамутненное, незапятнанное. После этого море, боги и решительный враг нанесли ему поражение. Посмотрите, какую рану он принял за нас, и она еще может убить его! Вы вообще знаете законы? Если вы должны наказать мою семью после нашей долгой службы, пусть это будет штраф, который мы можем выплатить, но не смерть, не изгнание! Мой отец – герой Афин. Мы обязаны ему всем.

Молодой человек сел, раскрасневшийся и злой. Ксантипп подумал, что резкий тон сына, скорее всего, не пошел на пользу отцу и не расположил к нему судей, но давать руку на отсечение, что это именно так, он бы не стал. Между тем Мильтиаду стало заметно хуже, и он уже едва не падал, временами как будто теряя сознание, но ему приходилось терпеть. Голосование должно было пройти в любом случае.

Вода пролилась из нижней урны, и магистрат вздохнул с облегчением.

– Если защите больше нечего добавить, ты можешь вызвать своих первых свидетелей, куриос, – сказал он, возвращаясь на твердую почву процедуры.

Ксантипп кивнул. В полдень заседание должно быть закончено, и он думал, что к тому времени решение будет вынесено.

Глава 17