Врата «Грейвз»

– Конечно. Это же угрожает и ему. Кроме того, главный инспектор Уиллис уже заходил к Фредди – искал меня. Фредди и сам все понял до моего прихода.

– Вопрос в том, – сказал я, – что понял Уиллис.

– Фредди не разобрал. Кажется, главный инспектор не верит в то, что я путешествую одна и что со мной нельзя связаться. Кажется, он также не верит в то, что Фредди не получал никаких известий от вас. Уиллис поставил себя в неловкое положение. Нельзя называть лжецом члена парламента, особенно если тот богат и отличился на войне. Но тем не менее он почти дошел до этого.

– Что, по мнению Фредди, нам делать?

– Он полагает, надо немного выждать и решить, что делать, если вообще что-то делать. А что сэр Артур? Вы не… – Она посмотрела на меня широко открытыми глазами.

– Не сказал сэру Артуру? – прервал я. – Мне не пришлось говорить ему – он сам мне все рассказал. А я рассказал ему о деньгах в чемодане. Он хочет попозже встретиться с нами и с Фредди.

– Да, не скажешь, что никто ничего не знает, – вздрогнув, сказала Адриана. Потом подошла ко мне и прижалась к моей груди, чтобы я смог обнять ее. Мы долго стояли молча, пока она тихо плакала. Потом она залезла мне в карман, вытащила платок и вытерла глаза. Она отклонилась от меня, посмотрела мне в лицо и слегка улыбнулась. – Нам надо еще кое-что обдумать, Чарли. Полагаю, вам следует оставить сионистскую тему.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, отпуская ее. Она подошла к кровати и устроилась на краешке.

– Я спросила у Фредди о еврейских поселениях в Палестине, которые до войны финансировал барон Ротшильд. Он спросил, почему меня это интересует, и я сказала, что мы решили, что Гассман мог быть связан с сионистским движением, потому что собирался в Иерусалим перед смертью. Фредди спросил, с чего мы это взяли, и я рассказала ему о строчке из его дневника – о die Reise nach Jerusalem. Он спросил, не знаете ли вы такую детскую игру.

– Какую еще детскую игру, Адриана? – Мне казалось, что они с Фредди полностью сбились с темы.

– «Die Reise nach Jerusalem» – так называется немецкая детская игра. Фредди говорит, что это то же самое, что и «музыкальные стулья». Он удивился, что вы не знали, вы ведь всю жизнь говорите по-немецки, а он изучал язык только в детстве в школе здесь, в Англии.

– Когда я был ребенком, единственный знакомый мне человек, который говорил по-немецки, был мой отец. Я никогда не играл с немецкими детьми и не знаю, в какие игры они играют, – сказал я.

Адриана вытащила один из дневников и принялась пролистывать в поисках последней записи.

– В общем, Фредди говорит, что в дневнике употреблена не та синтаксическая конструкция, какую вы ожидали, потому что она предполагает не глагол, а существительное, как вы и сказали, – игра.

– Музыкальные стулья? Это когда дети ходят по кругу? – Я взял дневник и перечитал запись. – Не понимаю, что мог иметь в виду Гассман. Он уж явно не планировал играть в детские игры.

Адриана задумчиво кивнула:

– Верно. Возможно, в планировании путешествия больше смысла, как вы и предполагали. Но все равно Фредди сказал, что вы должны знать об этой игре.

Я сел на другой край кровати и посмотрел на нее:

– Хотите знать, о чем я думаю?

– Я не хочу говорить о нас с вами. От разговоров же ничего не улучшится, да? – Она смотрела на меня с каким-то испуганным выражением.

– Я думал о деньгах, – сказал я с извинением, качая головой.

– Ах, о деньгах, – задумчиво сказала она. – Да, Чарли, это действительно приличная сумма.

Я думал не об этих деньгах. Я думал о тех, что остались.

– Остались от чего? От денег Таунби? – спросила Адриана.

– У нас есть имена четырех человек, которые определенно связаны с тайной Гассмана и Таунби. Это Хелен Уикем, Мэри Хопсон; Роберт Стэнтон и Лиза Анатоль. Сумма, которую несла Мэри Хопсон, как раз составляет четверть пропавшего. Что, если это была ее доля? Что, если каждый из них получил равную часть после того как Таунби ликвидировал состояние? Почему это произошло, я не могу себе представить. Но это бы объяснило, отчего эта компания держится вместе. Деньги могут служить прочными узами.

– Да, тогда у каждого должна быть доля. Но мне кажется, Чарли, что пропавшие деньги должны беспокоить нас в последнюю очередь.

– Но у Уикем нет ее доли, – упорствовал я.

– Очевидно. Что, по-вашему, случилось с ее долей, если она у нее была? Может, именно поэтому они так хотели добраться до нее – чтобы узнать, где деньги? Это может иметь отношение к нашей проблеме.

– Но они ведь не узнали! Готов поспорить. А теперь подумайте насчет Мэри Хопсон. Она вышла из мастерской с деньгами. Держу пари, если у Хелен была доля, они выясняли, где она. – Потом я вспомнил: – Она жила в Сент-Маргаретс. Где это?

– К северу от Хэма, – ответила Адриана.

– А если у Стэнтона имеется доля, она в его мастерской, возможно в сейфе, – добавил я.

– И у Лизы могли быть деньги. Может, вы и правы, но разве мы должны об этом думать, Чарли?