Врата Изгнанников

— Вы не пожалеете, — настойчиво сказал Арунден. — Придет время, и мы понадобимся вам, миледи — вам понадобится кто-нибудь, кого знают люди из других кланов, человек, которого они будут слушать.

— Тогда докажите это сейчас, — сказала Моргейн. — Пошлите гонцов во все кланы, помешайте Гаулте забраться в ваши земли и добраться до южных ворот. Трое ваших людей могут стать нашей гарантией безопасности. Но вся эта земля пожалеет, если Гаулт узнает, что я здесь, поблизости, а потом один из людей Гаулта успеет добраться до южных ворот и привести помощь из Манта — сделайте мне одолжение, милорд Арунден, и буду у вас в неоплатном долгу.

Лицо Арундена почернело, на щеках расцвели красные пятна. Он закусил губу и провел рукой по растрепанным волосам, там, где они торчали из кос воина.

— Тот, кто распоряжается этой позицией, — сказала Моргейн, — доминирует на юге. Когда ворота умрут — вы почувствуете это в воздухе. И тогда вы узнаете, что я выполнила свое обещание; и вскоре вы будете лордом Морунда. Вот то, что я предлагаю вам — то, что вы можете взять и удержать. Югу необходим сильный правитель. Я могу взять с собой трех человек, которых вы мне предложите. Я отошлю их обратно, как только выеду из ваших владений. Но моих собственных я сохраню!

Она повернула Сиптаха и неторопливо поехала прочь, а Арунден застыл с открытым ртом, в его глазах мелькали тысячи злых и жадных мыслей. Вейни не повернул Эрхин. — Езжайте за ней, — сказал он Чи и Брону, которые двинулись, чтобы встать рядом с ним; братья повернули и поехали за Моргейн, оставив его лицом к лицу с Арунденом и его людьми.

— Милорд, — твердо сказал Вейни. — Ваши три человека.

Арунден пришел в себя и назвал три имени, на что Вейни наклонил голову, уважая его выбор. — Я думаю, — сказал Вейни, стараясь, чтобы в его тоне не было и следа наглости, — что ваши люди без труда отыщут наш след.

Потом он повернулся и поехал за Моргейн и ап Кантори.

— Проклят тот, кто поднимает руку на священника Бога, — вслед ему выкрикнул священник. — Да будешь ты проклят!

Вейни бросил взгляд назад. Не блеснул ни один клинок. Одни слова. Моргейн ждала впереди, на склоне, Брон и Чи стояли по сторонам, темные фигуры среди призрачных высоких деревьев.

— Были еще неприятности? — спросила Моргейн, когда он подъехал к ней.

— В спину, во всяком случае, ничего не вонзилось, — ответил Вейни, расслабляясь. Он чувствовал скорее гнев, чем усталость.

— Он не очень-то священник, — сказала Брон. — Никто не смотрит на него всерьез. Все это только слова.

— Мы немедленно едем, — сказала Моргейн, — ничего не изменилось. — Она махнула рукой Чи и Брону, чтобы они ехали вперед. — Вейни?

Вейни пустил Эрхин сразу за Сиптахом, и братья повели маленький отряд через туманную поляну, а потом по тропинке среди деревьев.

— У нас будет эскорт? — спросила Моргейн.

— Он не отказал, — ответил Вейни. — Я сказал ему, чтобы они нашла нас по следу.

— Хорошо, — сказала Моргейн. Потом, на языке Карша: — Разве я не говорила тебе? Сила. Арунден не знает, кто я такая. Он думает, что знает, и хочет сунуть нос во все дыры. По меньшей мере это честная жадность. В любом королевстве случается, хотя и крайне редко, что первый же бунтовщик становится королем. Обычно им становятся те, кто идет за ним, намного худшие.

Он посмотрел на нее, пораженный ее цинизмом. — Бывают лучшие случаи?

— Еще более редко. Не исключено, что он — или священник — замыслил предательство.

— Те трое, которых он посылает?

— Может быть. Или гонец, которого он может послать перед нами — или за нами.

Вейни решил обдумать все это сам. Ему не нравились такие умозаключения. Быть может он должен был бросить Арундену вызов и выбить из него все мысли о предательстве.

Он слишком хорошо знал, что далеко не так умен, как Моргейн, которая в доли секунды находила выход из сложнейших положений и смогла использовать даже этого человека; но прошлой ночью Арунден коснулся ее старого кошмара: однажды он почувствовал, как ее рука сжала его, когда они сидели около костра.

Они не слушают, сказала она в тот момент, человеческие лорды выходят из под контроля; потому что я женщина, они не хотят слышать меня.

И десять тысяч сильных воинов, армия и королевство пали перед ее глазами.

Так началось ее одиночество, в котором только он один сумел проделать брешь. И то, что они почти сделали в ту ночь, было чем-то почти сверхъестественным для нее — Небеса знают, что любое расслабление означает риск, особенно учитывая ношу, которое всегда при ней, ношу с рукояткой в форме дракона, как раз сейчас недобро сверкающую со спины, пока она едет, а также учитывая то, что, как она считала, окружающий мир мог только помешать тому, что она делала, и доверие — большая глупость.

Так что, подумав, он решил сегодня днем не продолжать события предыдущей ночи, и не становиться кем-то другим, но остаться дружинником, преданным своей госпоже, особенно на глазах других.