Врата Кавказа

– Дядя Герсеван, вот ты говоришь одно, но делаешь другое. Мы не успели оправиться от разорения южными соседями, а ты уже зовёшь северных. Ты говоришь «убей русского», а сам едешь к русским?

– Да, хитрости политики – они такие непредсказуемые. Мы не всегда являемся хозяевами обстоятельств, но обстоятельства никогда не должны становиться нашими хозяевами. Русские услышат нас и придут, как это бывало много раз, и пока они будут оставаться на Кавказе, Ага-Мохаммед не посмеет сунуться к нам. За это время мы окрепнем и встанем на ноги. Они научат нас воевать и оставят пушки. А потом, как всегда, уйдут.

– А если в этот раз не уйдут?

– Тогда ищи того, кто их сможет выпроводить! Персов, например… Ничего не бойся и делай то, что должен!

Когда княжич ушёл, Чавчавадзе стал готовиться в дорогу.

– Мариам! – позвал князь жену. – Распорядись, чтобы принесли мундир. Русский мундир, подаренный мне князем Потёмкиным! Я отбываю в Петербург!

Сержант Лисаневич прощался со своими мушкетёрами. Со многими он сдружился в мушкетёрской роте, но лучшим другом его был молодой сержант Ваня Татаринцев. Хоть вместе в роте они прослужили и недолго, зато успели проникнуться взаимным уважением. Дед Вани, некогда грозный атаман Терского семейного войска Павел Михайлович Татаринцев, отдал с согласия родителей младшего, девятнадцатого внука в мушкетёры не только потому, что нынче Кубанский егерский корпус квартировал совсем недалеко от крепости Владикавказ, где родился и был воспитан Ваня, но ещё и потому, что в роду Татаринцевых не было ни одного мужчины, который бы не носил военную форму. Мальчику, едва ему стукнуло 12 лет, по мнению деда, пришло самое время взяться за оружие. Особенную зависть у Вани вызывала дедовская золотая именная медаль, полученная им в 1774 году «за долговременную его тридцатисемилетнюю службу во славу пограничных горских и прочих народов». С тех пор как маленький Ванюша прикоснулся к ней в детстве, у него появилась мечта получить такую же, а может, и две.

Теперь же предметом не меньшей зависти Ивана стала новая егерская форма его друга, скроенная на манер «венгерского платья». Вместо неудобного камзола Дима Лисаневич надел короткую зелёную куртку с чёрной выпушкой по краю полы, вместо шляпы – егерскую каску с вызелененной бляхой из белой жести. Зелёная шинель без подкладки с тесьмою, подшитой по краям, была перепоясана чёрной портупеей. Чёрными были плюмаж, галстук, обшивка лопастей и кисти каски. На поясе висел удобный патронташ, в то время как у мушкетёров всё ещё оставались громоздкие, бьющие по рёбрам патронные сумки. Зелёные шаровары с чёрной выкладкой были аккуратно заправлены в чёрные яловые сапоги. Голову Лисаневича украшала чёрная кожаная каска с чёрной же выпушкой.

Предметом особого внимания стало оружие новоиспечённого егеря. Пистолет в медной оправе длиной в полтора вершка, который выдавался всем без исключения егерям, прицеплялся приделанным у головки кольцом за небольшой железный крючок с чёрным ремнём, пришитым к портупее. Через плечо был переброшен чёрный кожаный ремень короткоствольного штуцера. Штуцер был без штыка и имел в длину 1 аршин и 3/4 вершка, с медным прибором, железным шомполом и огранённым снаружи стволом, имевшим не гладкий, цилиндрический, как у обыкновенной мушкетёрской фузеи, а винтообразный нарезной канал, образующий в разрезе восьмиконечную звезду.

В прикладе штуцера, сделанном из берёзы, на правой его стороне было выдолблено небольшое углубление вроде ящичка для железных инструментов, ввинчиваемых в шомпол: прибойной пуговки, пыжевика, отвёртки, а также пороховой мерки. Закрывался ящик деревянной выдвижной крышкой с железной пружинкой. Спусковой и зарядный механизмы были латунными.

Вместо изживших себя как эффективное оружие шпаг егеря носили кортики тринадцати с половиной вершков длины, которые в случае надобности надевались посредством желобка в левой или нижней стороне его рукоятки на пружину, прикреплённую у правой стороны штуцерного ствола.

Серебряный с синей шёлковой тесьмой эполет, закреплённый на левом плече камзола, свидетельствовал о принадлежности сержанта к Кубанскому егерскому полку, а четыре белых нити, нашитые на эполетах, указывали на то, что их новый хозяин был причислен к четвёртому батальону этого полка.

Распрощавшись, Дима Лисаневич пообещал своему другу походатайствовать перед командиром о переводе Вани Татаринцева из мушкетёрской роты в егерский батальон.

– А я уже битый час вас ищу, ваше благородие! – раздался голос позади юношей, когда они, пожав друг другу руки, обнялись на прощанье.

Ваня оглянулся и увидел старого егеря, с которым так жарко спорил по дороге в Моздокский лагерь.

– Ну что, попрощался, сержант? – панибратски похлопав по плечу Лисаневича, спросил Гаврила Смирнов. – Пошли, сынок, науку нашу егерскую постигать. Сегодня с нами занимается штаб-офицер подполковник Верёвкин. Будет показывать тактику, то есть учить нас понимать своё место в строю и свою задачу.