— Да уж… — наконец, проговорил следователь, впрочем, по-прежнему не отрывая взгляда от портрета. — Странная картина… Ну, мне, пожалуй, пора! Показания я получил, дом осмотрел, кое-какие нити у меня уже есть, — и он торопливо стал спускаться по лестнице вниз. Сказать, что Ганин был обескуражен, значит, ничего не сказать. Он, конечно, не ожидал, что картину будут превозносить до небес, но все же…
… Вдруг из задумчивого состояния его вывел грохот и сдавленный крик боли.
Ганин бросился по лестнице вниз и увидел, что майор Перепелица сморщился, лежа на полу.
— Ничего, ничего, Алексей… Юрье… вич… поторопился… споткнулся…
— Давайте, давайте, товарищ следователь, я Вам помогу! — Ганин торопливо протянул руку и помог Перепелице подняться; все ещё морщась, тот сел на стул и стал быстро растирать лодыжку.
— Давайте, я Вам мази принесу, у меня бабушка…
— Нет, нет, мне уже лучше! — следователь встал и, хромая, направился к выходу.
Когда он был уже у двери, то вдруг, что-то вспомнив, резко развернулся и спросил:
— Алексей Юрьевич, а с Расторгуевым вчера на этом чердаке… Ничего не было?
— Нет! Хотя… постойте… он кофе себе на ногу пролил, я ему ногу мазью смазывал…
По лицу следователя пробежала какая-то тень, но он взял себя в руки и сухо сказал:
— Если что ещё вспомните, вот Вам моя визитка, позвоните, — а потом резко развернулся и, прихрамывая, добрался до своей черной «тойоты», громко хлопнул дверцей и уехал. Ганин остался один…
В отделении, которое располагалось в областном центре, следователь оказался не скоро: ему пришлось потратить большую часть дня в разъездах по городу. Сначала он побывал в архиве. Здесь предчувствие, побудившее его расспросить поподробнее о личных связях Ганина, подтвердилось: Левчик Наталья Ивановна и Дьяченко Клавдия Николаевна также погибли при странных обстоятельствах — одна захлебнулась в собственной ванной, при этом живя в квартире совершенно одна, с закрытой на ключ дверью, а другая отравилась газом ночью, то ли забыв выключить камфорки, то ли специально их включив… Что касается остальных трех девушек, то с ними все было в порядке. После обеда Перепелица успел съездить ко всем трем — двоих он застал на работе, одну дома — она сидела в декрете — и обстоятельно с ними поговорить о Ганине. Все три женщины характеризовали его в унисон — добрейшей души человек, гений, умница, самое безобидное существо на свете… Никто никогда не слышал от него ни грубого слова, ни ругани. На осторожный вопрос Перепелицы о его психическом здоровье, двое сказали, что никаких отклонений в нем не замечали, а вот Лазарева Светлана — довольно полная крашеная блондинка с необыкновенно располагающим к себе, приятным лицом, — держа полуторагодовалого малыша на руках, как-то внимательно посмотрела на Перепелицу, задумалась и сказала:
— Знаете… Леша, конечно, был странноватым парнем… Не знаю, можно ли это назвать психическими расстройствами, но странности у него были точно. В общем-то, из-за этого мы и расстались уже к концу пятого курса…
— А что с ним было? Приведите пример, — поближе пододвигая стул к столу, сказал Перепелица, буквально буравя своим острым взглядом лицо Светланы.
— Да Вы не подумайте, товарищ следователь, с ножом он ни на кого не бросался, разными голосами не говорил, Наполеоном себя не называл… — улыбнулась Светлана. — Просто… Понимаете, все мы, художники, не совсем нормальные, не как все, мы многое видим по-другому, иначе, чем обычные люди, Вы меня понимаете?
— Понимаю… — улыбнулся Перепелица.
— Но мы все-таки умеем выходить из такого состояния и быть очень часто самыми обыкновенными людьми — рожать детей, развлекаться, болтать на легкие темы…
— А Алексей?
— А вот Алексей — он не мог… Нет, конечно, он мог и выпить, и пойти на пикник и так далее… Но он всегда при этом думал только об искусстве, только о картинах. На наших посиделках со спиртным только о них и говорил, а если пикник — обязательно захватит альбом и карандаши, рисует этюды, а уж если он начнет писать картину… Пиши пропало! Будет неделями не вылезать из мастерской! Но, знаете, судьба и воздавала ему сторицей — тот, кто больше сил во что-то вкладывает, тот больше и получает… Бог ты мой, какие у него были картины… Вы их видели?
— Да, видел…
— Ну и как Вам?
— Я не силен в искусстве, конечно, я всё-таки школу милиции заканчивал…
— И все же?
— У меня лично создалось ощущение, что его картины ничем не отличаются от действительности, живые какие-то…