Молодые люди отправились в дом и довольно быстро нашли комнату жены Никитского. Снежана так и ахнула от восторга и где-то в глубине души её кольнула иголочка женской зависти. Комната жены Никитского была размером в три её с мамой двухкомнатные квартиры без стен, если не больше. Правда, в ней не было такого количества картин и статуй, как по всему дворцу, видимо, хозяйка была не любительницей такого рода искусств, зато во всем остальном комната утопала в роскоши. Мебель из полированного красного дерева, роскошная кровать под светло-розовым балдахином, люстра и подсвечники из золота. Однако как они не искали, обнаружить в этой комнате залежи одежды им не удавалось, пока Снежана не додумалась открыть незапертую дверцу второй комнаты. Самое интересное, что мебель в этой смежной со спальней и такой же, если не больше, по размеру комнаты в основном состояла из шкафов-купе, наполненных самой разнообразной одеждой. Чего тут только не было! Платья, шубки, юбки, нижнее белье, брюки, шорты, шляпки, туфли… Сотни и сотни самых разнообразных вещей и вещиц — и все — надушенное ароматными благовониями, видимо, сохранявшими одежду от моли. Глаза у Снежаны загорелись и она опять чуть ли не позабыла все на свете, только и делая, что перебирая десятками модели, примеривая их на глазок у зеркала и весело смеясь. Затем она заставила Ганина отвернуться и битый час примеряла то один наряд на себя, то другой. «Ну, как, Леш, тебе это?», «А это?», «Ну просто прелесть!», «Знаешь, мне кажется от этой шляпки у меня лицо какое-то круглое получается, нет?», «Ну в этом купальнике я точно на пляже не появлюсь — умру со стыда!», «А вот это вроде бы ничего… Ну, Леш, ну посмотри же!», «Ты ж сказала отвернуться?», «Ну отвернуться, а сейчас повернуться! Я для кого тут выбираю, а? Для Пушкина что ли? Или кто тут был хозяином сто лет назад? Ха-ха-ха», «Нет, ну это вообще прелесть! Слушай, Леш, ну зачем, спрашивается, одной бабе столько тряпок, а? ну скажи мне пожалуйста! Ой… ну это вообще… Ну-ка помоги-ка мне застегнуть… Вот так, так… Супер! Нет ну… Блин, ну что ж она худая такая, а? Неужели я так растолстела за зиму… Леш? Леш! Ну куда же ты?!».
В конце концов, терпение Ганина лопнуло, и пока Снежана возилась с очередным платьицем, он просто дал деру. «Если я уйду в сад, ей, наверное, надоест примеривать, и она выберет, наконец, что-то одно», — подумал Ганин. Он с детства ненавидел магазины, особенно одежды и обуви, в которые его с детства таскала мама, от душного запаха духов, от пестрых цветов, от обилия марок и фасонов у него всегда болела голова. А тут переодеваниям Снежаны не было видно ни конца, ни края…
— Ну вот, — недовольно цокнула язычком Снежана. — Сбежал… Ну и ладно, сама выберу! Вот это, думаю, мне точно подойдет…
Снежана вытащила из темно-красного чрева шкафа ещё одну модель купальника небесного цвета и тут же одела его на свое белоснежное — загорать-то некогда, все время работа да работа! — тело и кокетливо скорчила рожицу зеркалу. И… тут же застыла от удивления! Зеркало, вместо того, чтобы отразить её лукавую гримасску, отразило её собственное лицо, но с совершенно другим выражением на нем — спокойным, по-королевски величественным, смотрящим несколько свысока, как госпожа смотрит на свою служанку. Но самое удивительное было не в том, что выражение лица совершенно не совпадало с её собственным, а глаза… От их взгляда у Снежаны спина покрылась гусиной кожей и по ней прошел неприятный холодок. Сколько Снежана ни смотрелась на себя в зеркало, она никогда не замечала, что её глаза могут быть ТАКИМИ… Веселыми, хитрыми, живыми — да, но здесь… Казалось, эти глаза были древнее самого неба, глубже самого глубокого океана, страшнее самой опасной трясины…
— Ой, да это же не я! — вскрикнула Снежана. — Кто ты? — и отражение её лица в зеркале не отразило ни испуга, ни даже движения губ, как будто бы это не зеркало было, а окно, по ту сторону которого стоял её, Снежаны, двойник, сестра-близнец, полностью похожая на неё саму, но в то же время совершенно другое существо. Отражение ничего не ответило ей, только снова сделало приглашающий жест, куда-то в ведомое лишь ей Зазеркалье, и — улыбнулось, но в улыбке её не было ни теплоты, ни искренности.
— … Снеж! Я устал уже тебя ждать! Давай ты пойдешь купаться в том, что ты уже надела, хорошо? Какая разница?! Ты же в воде будешь, а не на подиуме — все равно ничего видно не будет! — Ганин не удержался и все-таки пришел уже явным образом поторопить Снежану. — Что с тобой, Снежа? Ты побледнела…
— Да нет, все в порядке, Леш! Тут очень душно. Ты прав, пойдем искупаемся, а то я в такую жару точно в обморок бухнусь, как кисейная барышня… — хихикнула Снежана и, чмокнув Ганина в щеку, побежала к пруду в только что одетом купальнике, а Ганин побрел следом.