Врата Мертвого Дома

Фелисин обернулась к соседу, и цепь между ними звякнула. Он больше напоминал жабу с запавшими глазами, чем человека. Лысую голову и лицо покрывали тонкие чёрные линии татуировки, в затейливом узоре скрывались мелкие квадратные символы, которых было столько, что кожа казалась сморщившимся пергаментным свитком. На старике не было ничего, кроме изодранной набедренной повязки — когда-то красной, но выцветшей. По всему его телу ползали мухи; они не спешили улетать и танцевали по коже — но, вдруг поняла Фелисин, не по мрачному мановению Худа! С ног до головы мужчину покрывала сложная татуировка — морда вепря накладывалась на его лицо, замысловатый лабиринт курчавого меха скатывался вниз, на руки, охватывал бёдра и голени, а ступни украшало тщательное изображение копыт. До сих пор Фелисин была слишком поглощена собой и потрясена, чтобы обратить внимание на соседей в шеренге скованных цепью узников: этот старик был жрецом Фэнера, Вепря Лета, и мухи, казалось, это знали, понимали настолько, что изменили свой безумный маршрут. С болезненным восхищением она смотрела, как они собирались на культях, которыми заканчивались запястья старика, — только эти старые рубцы на его теле не тронул своей властью Фэнер, но по пути к ним насекомые не коснулись ни единой чёрточки татуировки. Мухи вились в безумном танце, лишь бы избежать знаков бога, но, тем не менее, плясали алчно и рьяно.

Жрец Фэнера был прикован последним в шеренге. Кандалы обхватывали его лодыжки, хотя остальным железные полосы сковывали запястья. Ступни старика были покрыты кровью, и мухи вились над ними, но не садились. Фелисин заметила, что старик резко распахнул глаза, когда его внезапно накрыла тень.

Это был жрец Худа. Цепь загремела, когда все узники слева от Фелисин попытались отодвинуться как можно дальше. Стена за спиной оказалась горячей, плитка — украшенная сценами из пышных имперских церемоний — впилась в тело сквозь тонкую рабскую тунику. Фелисин не могла отвести глаз от окутанной облаком мух фигуры, которая безмолвно возвышалась над сидевшим жрецом Фэнера. Девушка не видела и клочка кожи, вообще ничего от самого человека — мухи покрывали его полностью, под ними он жил во тьме, где даже жар солнца не смог бы его коснуться. Облако с жужжанием растеклось в стороны, и Фелисин отшатнулась, когда холодные лапки насекомых коснулись её ног, быстро двинулись вверх по бёдрам — девушка прижала подол туники и плотно сдвинула ноги.

Жрец Фэнера заговорил, его широкое лицо будто треснуло в мрачной ухмылке:

— Час Жажды миновал, аколит. Возвращайся в свой храм.

Слуга Худа не ответил, но Фелисин показалось, что жужжание начало менять тон, оно становилось всё ниже, пока не завибрировало у неё в костях.

Жрец сощурился, и его голос зазвучал по-другому:

— Ну, довольно. Я и вправду был когда-то слугой Фэнера, но это в прошлом — годы утекли, а касание Фэнера не сходит с моей кожи. Однако кажется, что хотя Вепрь Лета не слишком-то меня любит, тебя он не любит ещё больше.

Фелисин показалось, будто что-то у неё в душе вздрогнуло, когда жужжание вновь начало меняться, складываясь в понятные слова:

— Секрет… покажу… сейчас…

— Так давай! — прорычал бывший служитель Фэнера. — Показывай!

Может быть, тогда вмешался Фэнер, яростный бог хлопнул ладонью — Фелисин навсегда запомнила этот миг и часто о нём думала, — или секрет оказался просто шуткой бессмертных, недоступной её пониманию, но в этот миг волна ужаса прорвала дамбу, бесчувственность выжгло из души, когда покров из мух вдруг взорвался, разлетелся наружу, а внутри его… никого не оказалось.

Бывший жрец Фэнера дёрнулся, как от удара, и поражённо раскрыл глаза. На другой стороне Круга полдюжины стражников закричали, из глоток вырвался бессловесный вопль. Цепь лязгнула, когда остальные узники рванулись прочь, будто собирались бежать. Железные кольца в стене, через которые была пропущена цепь, скрежетнули, но выдержали. Стражники бросились вперёд, и шеренга узников снова замерла.

— А вот этого, — потрясённо пробормотал старик в татуировках, — я ничем не заслужил.

Прошёл час, и за это время загадка, потрясения и ужас от появления жреца Худа улеглись в сознании Фелисин, стали новым слоем — самым свежим, но не последним — бесконечного кошмара. Аколит Худа… которого на деле не было. Жужжание мух, которое складывалось в слова. Может, это был сам Худ? Неужели Владыка Смерти вновь ходит среди смертных? Зачем же он тогда остановился перед бывшим жрецом Фэнера — в чём был смысл этого откровения?