Я знал, что хозяин не будет вынуждать меня к разговору. Ему никогда не приходило в голову давить на меня, когда его присутствие вызывало неловкость. И все же инстинкт подсказал мне, что пришло время нарушить молчание. В худшем случае мой рассказ отвлечет его от ужасного дня, а в лучшем – возможно, обратит его мысли к более подходящим образам.
– Рассказать о той ночи в Афинах, господин? – Только если хочешь.
Это случилось во время посольства, напомнил ему я. Он, Полиник и Аристодем пешком отправились тогда из Спарты, без эскорта, в сопровождении только своих оруженосцев. Посольство одолело это расстояние за четыре дня и еще на четыре остановилось в городе Афины в доме
В вечер третьего дня в доме видного афинянина Ксантиппа состоялся прием в честь посольства. Я любил присутствовать на таких мероприятиях, где споры и рассуждения всегда были вдохновенными, а часто – и просто блестящими. К моему великому разочарованию, перед началом меня вызвал мой хозяин и сообщил о предстоящем важном поручении.
– Мне очень жаль, что ты пропустишь прием,– сказал он и вложил мне в руку запечатанное письмо с инструкцией доставить его лично в указанный дом в порту Фалерон.
Снаружи меня ждал мальчик-слуга, чтобы провести по ночным улицам. Никаких подробностей, кроме адреса, он мне не сообщил. Я предположил, что в письме содержится какое-то чрезвычайное сообщение, связанное с флотом, и потому взял с собой оружие.
Мне потребовалась целая стража, чтобы пробраться по лабиринту кварталов и дворов, составлявших городскую застройку Афин. Повсюду собирались вооруженные воины, моряки и плывущие на кораблях пехотинцы, в сопровождении вооруженного эскорта двигались повозки с провизией для флота. Эскадры под командованием Фемистокла готовились к отправлению в Скиафос и Артемизий. Одновременно сотни семей паковали свое имущество и покидали город. Так же многочисленны были военные корабли, рядами маячившие по другую сторону бухты, а их ряды затенялись судами торговцев, паромами, одномачтовыми рыбацкими посудинами, прогулочными лодками, увозящими горожан в Трезен и на Саламин. Некоторые семьи бежали аж в Италию. Когда я и мальчик-слуга приблизились к порту Фалерон, улицы заполняло столько факелов, что там было светло как днем.
По мере приближения к гавани переулки становились все более кривыми. Ноздри забивал запах тины, по канавам текли помои, приправленные вонючими рыбьими кишками, луковой шелухой и чесноком. Никогда в жизни не видел я столько кошек. Кабаки и сомнительные дома стояли вдоль улиц, столь узких, что очищающие лучи дневного света наверняка никогда не проникали на дно этих оврагов, чтобы высушить грязь и мерзость ночной торговли пороком. Когда мы с мальчиком проходили мимо, нас нагло зазывали шлюхи, рекламируя свой товар в грубых, но добродушных выражениях.
Человека, к которому мы несли письмо, звали Террентаем. Я спросил своего спутника, имеет ли он представление, кто это такой и какое заведение содержит, но мальчик ответил, что ему сообщили лишь название дома и больше ничего.
Наконец мы нашли нужный дом – строение на трех уступах, называемое Сковородкой, с вещевым складом и постоялым двором, который располагался вровень с улицей. Войдя внутрь, я спросил Террентая. Он отбыл вместе с флотом, ответил трактирщик. Я спросил насчет его корабля. Каким кораблем он командует? Этот вопрос вызвал всеобщее веселье. "Он заведует ясенем",– заявил один подвыпивший моряк, подразумевая, что под началом Террентая находится лишь одно весло, которым он гребет. Дальнейшие расспросы не принесли никаких сведений.
– В таком случае, господин,– обратился ко мне мальчик,– нам велено отдать письмо его жене.
Я отверг это предложение как абсурдное.
– Нет, господин,– убежденно настаивал он,– так сказал мне сам твой хозяин. Нам следует передать письмо в руки его супруги по имени Диомаха.
Не слишком долго размышляя, я понял, что за этим кроется рука – если не сказать длинные руки – госпожи Ареты. Как умудрилась она из далекого Лакедемона выследить Диомаху и найти ее дом? В таком большом городе, как Афины, должно жить под сотню Диомах. Несомненно, Арета держала в тайне свои намерения, предвидя, что, заранее извещенный о них, я найду повод уклониться от обязанности. И в этом она была, конечно, права.