Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

Услышали. Двое бегут, от завода. Окликают, я отвечаю, меня узнают – ребята из полка НКВД. Быстро объясняю им, что случилось, показываю заточку, они нагибаются над этой тварью, хотят вздернуть на ноги, но прежде я с размаху бью того ботинком в лицо. Он хрипит что-то:

– Легко бить лежащего, сука?

– Это тебе за то, что зонтик потеряла, – отвечаю, – будет тебе сейчас хуже, чем в гестапо. А мне о тебя руки марать противно!

Теодор Троль. Или пан Троль, как он сам себя предпочитал называть. Или «т. Троль», как он расписывался – отчего-то так, с маленькой буквы. Мелкий гаденыш, на столь же мелкой должности в Минской управе, очень любящий порассуждать о диких русских и культурной Европе, по его словам, русские непригодны даже в рабы – из-за своей лени и тупости. Весь какой-то склизкий, скользкий, угодливый до отвращения, особенно перед немецкими господами.

Именно поэтому, как выяснилось, он и был здесь расконвоирован. Попался нашим в Белоруссии (сбежать не успел), но ни в чем серьезном не был уличен, срок получил мизерный, всего пять лет на стройках народного хозяйства, здесь из кожи вон лез в лояльности перед администрацией, выпячивая свою образованность, отчего и получил место учетчика в рабочей бригаде. Стоп, это всё равно должность подконвойная, как он за воротами и вне казармы оказался? «Так он был, как говорят, подай-принеси, всякие поручения у начальства исполнял». Нарушение внутреннего распорядка?!

Да, устроил же дядя Саша всем, кому надо, веселую ночь! Вот как у него получается – не кричит, даже голос не повышает, а страшно! Несколько человек должностей лишились, а кого-то даже арестовали «до выяснения» – оказалось, пан Троль не один такой был, и выходит, явные враги имели возможность свободно перемещаться по секретному объекту, собирать шпионскую информацию и передавать ее вовне, и конечно же, вредить. А отчего, собственно, этот Троль проходил по уголовной статье, если он предатель? И кто это решил, что уголовным – меньший надзор и большая свобода, уже полгода как отменены «классово близкие», или кто-то не в курсе про новый Кодекс?

Зам дяди Саши Воронов тоже тут. И я тихо в углу сижу, за секретаршу – учусь, как дядя Саша сказал. Ну, а пана Троля в это время допрашивают, сам он решился или по чьему-то наущению – и спрашивают жестоко, закон об особых методах воздействия к таким, как он, никто не отменял! Воронов после доложил, что как следователи ни старались, следов заговора не выявили. А зная пана Троля, ни за что не поверю, что он стал бы вести себя, как партизан в гестапо, не выдав никого. Вот отомстить по-подлому, незаметно – на него было очень похоже. Мелкий гаденыш – но убить ведь мог вполне! Если бы не тренировка…

– Ну а этому – вышак? – спрашивает дядя Саша. – По закону, нападение на сотрудника НКВД, в военное время.

Я мстительно усмехаюсь.

– Не надо, дядь Саш! Можно его «мешком» сделать – пусть советской науке послужит?

«Мешками» товарищ Сирый, а с его подачи и наши атомщики отчего-то называли подопытных медицинского отряда «арсенала два». Что это такое, знали лишь посвященные – но ходили слухи, что это страшнее и Норильлага, и даже «вышки».

Из протокола, подшитого к делу

Да, пан следователь, знаю я этого человека. Отчего не знать, если наш городок, как большая деревня, всё на виду? А с этим говнюком мы, считай, в соседних дворах росли. Все его так и звали – за то, что когда его бить хотели, он начинал, вы не поверите, дерьмом швыряться, и откуда он брал его, в карманах, что ли, таскал? За что бить – так он трусоват был, вороват, и всегда по-подлому норовил, а после ржал в лицо – обманули дурака, ну а я умнее!

Еще не нравилось, что он высокородного из себя корчил. Показывал всегда, что нам не ровня – якобы у него родители при царе в Петербурге жили, то ли из благородиев, то ли из образованных. Но у нас его папаша работал счетоводом у пана Микульского и был на вид как все. Его в сороковом НКВД арестовало, что с ним после стало, не знаю, а мамаша еще раньше умерла. А этот сразу от отца отрекся – еще как в тридцать девятом ваши пришли, так он сразу активистом заделался, «за Ленина, за Сталина» орал, на всех собраниях. И даже подписывался всегда перед именем «т.» – «товарищ». А по пьянке говорил – вот было у него, как выпьет, так что на уме, то и на языке: «Завтра я в комсомол вступлю, а затем и в партию, вы все мне будете в ноги кланяться и называть «пан секретарь»!»

Но что-то у него не сложилось с комсомолом, а тут война и немцы. Так он сразу полицейскую повязку надел, ходил с ружьем и говорил: «Поймаю партизана или москальского парашютиста, немцы сразу старшим полицаем сделают!» Но не поймал никого – не было тогда у нас никаких партизан. Да и были бы, не поймал – он же настолько тупой был, что уже при немцах расписывался с буквой «т» в начале, сообразить не мог. А после как-то исхитрился в Минск перебраться – «карьеру делать», как он говорил.