Врата Рима. Гибель царей

– Нет, ты должен принять легион. Помпей запретил мне брать кого-либо из Десятого. Позови Каберу. Он мне будет нужен.

Брут бросился бегом к старому лекарю и разбудил его. Когда старик понял, в чем дело, он тут же поспешил к Юлию. Лицо его сильно осунулось от тягот и лишений походной жизни – он зябко кутался в плащ, стараясь защититься от дождя.

Протянув руку, Кабера ухватился за Цезаря, и тот помог ему усесться на лошадь позади себя.

Брут посмотрел Юлию в глаза, и они пожали друг другу руки традиционным приветствием легионеров.

– Помпей не знает о солдатах, которые остались в поместье, Юлий. Если потребуется, они умрут за тебя.

– Если они еще живы, – ответил Цезарь.

От невыносимой боли перехватило дыхание, и он ударил коня пятками. Ничего не видя от слез и дождя, Юлий гнал лошадь вперед. Кабера скорчился у него за спиной.

Глава 41

Когда они подъезжали к поместью, весеннее солнце было закрыто плотными темными облаками. Шел сильный дождь.

Увидев свой дом, Цезарь почувствовал страшную усталость, не имевшую ничего общего с долгим путешествием в ночи. За спиной Юлия сидел Кабера, и большую часть пути, занявшего много часов, Цезарь вел коня шагом. У Цезаря пропало желание поскорее добраться до поместья. Ему хотелось, чтобы поездка длилась бесконечно, а мгновение прибытия домой отодвинулось как можно дальше.

Кабера сидел за спиной Юлия, сохраняя молчание и не подавая признаков жизни. Промокшая одежда облепила исхудавшее тело, старый лекарь дрожал. Так они и подъехали к дому, с которым было связано столько воспоминаний.

Цезарь спешился у ворот и подождал, пока их не откроют. Теперь он точно знал, что не хочет входить, но завел лошадь во двор, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Солдаты Перворожденного с застывшими лицами приняли у него поводья. По потокам воды, низвергающимся с водостоков, Юлий молча прошел к главному зданию поместья. Кабера смотрел ему вслед, держа поводья и чувствуя, как теплые губы лошади хватают его за пальцы.

В доме Юлия встретила Клодия с окровавленной тряпкой в руках. Изможденная, бледная, с черными кругами под глазами, женщина вздрогнула, увидев его.

– Где она?.. – спросил Цезарь.

– В триклинии, – ответила Клодия. – Господин, я…

Юлий прошел мимо и остановился в дверях.

В изголовье простой кровати горели факелы, освещая лицо Корнелии. Он подошел к жене, чувствуя, что его начинает бить дрожь. Ее уже вымыли и одели в белые одежды. Лицо не накрашено, волосы увязаны на затылке.

Цезарь коснулся кожи на лице покойной и поразился ее нежности.

Она действительно была мертва. Глаза слегка приоткрыты, из-под век видны белки. Протянув ладонь, он попытался опустить ей веки, но когда убрал пальцы, они приподнялись снова.

– Прости, – прошептал Юлий, и в треске факелов слово прозвучало очень громко. Он взял ладонь жены в свои руки и, сжимая окоченелые пальцы, опустился у ложа на колени. – Прости за то, что тебя погубили… Ты никогда не имела отношения к этому. Прости за то, что не спрятал тебя. Если слышишь, прости. Я люблю тебя, всегда любил…

Цезарь склонил голову. Волна стыда поглотила все его существо. Этой женщине, которой он клялся в любви, при последнем расставании довелось услышать от мужа только злые слова. Такую вину искупить невозможно. Он был слишком самонадеян, рассчитывая уберечь ее. Откуда явилась уверенность, что она будет с ним всегда, что ссоры и обидные слова ничего не значат? А теперь Корнелия ушла, а он рвет на себе волосы и радуется боли, которую сам себе причиняет. Как он хвастался перед ней! Его враги падут, она будет в безопасности…

Цезарь поднялся с колен, по-прежнему не отводя взгляда от жены.

Внезапно тишину нарушил голос Клодии:

– Нет! Не ходи туда!..

Юлий повернулся; рука потянулась к мечу.

В триклиний вбежала его дочь, Юлия, и остановилась, увидев отца. Он инстинктивно шагнул навстречу, стараясь загородить тело жены, поднял девочку на руки и крепко прижал к себе.

– Мамочка ушла, – прошептала Юлия, и Цезарь затряс головой, не в силах сдержать закипающие слезы.

– Нет-нет, она еще здесь и очень любит тебя, – произнес он, поборов рыдания и целуя ребенка.

Люди Помпея едва не задыхались от зловония, которое исходило от человека, попавшего к ним в руки. Пальцы легионеров чувствовали, что плоть, спрятанная под плащом, почти не держится на костях, и, когда они попытались откинуть капюшон, человек зашипел, словно с него хотели содрать кожу.

Помпей стоял прямо перед убийцей, его глаза зловеще блестели. Рядом застыли две девочки, обнаруженные в этой же жалкой лачуге, расположенной в загаженном переулке меж высоких холмов Рима. Обе смертельно испугались, но бежать им было некуда, и они просто стояли, парализованные ужасом.

Помпей не спеша вытер с лица пот.

– Снимите капюшон. Я хочу видеть лицо человека, убившего мою дочь, – велел он.

Двое солдат откинули грубую ткань и, с трудом сдерживая тошноту, взглянули на то, что под ней скрывалось. Лицо убийцы сплошь покрывали язвы и струпья. Глаза смотрели с ненавистью; когда он заговорил, покрытые коростой губы потрескались и начали кровоточить.