Гай даже засопел от негодования:
– Прощальный дар? Очень благородно. Ты слишком уродлив для нее, она сама мне вчера сказала. А терпит тебя только потому, что выглядит еще красивее рядом с твоей обезьяньей рожей.
Марк беззаботно кивнул:
– Ты прав, я нужен ей только для плотских утех. Можешь читать ей стихи, пока я поимею ее во всех положениях.
Гай негодующе хмыкнул, но потом медленно улыбнулся другу.
– Когда ты уедешь, позиции ей буду предлагать я. – Он ухмыльнулся, успев только подумать: какие позиции? Я знаю-то всего две. Впрочем, свое невежество Гай тщательно скрывал.
– После меня ты покажешься ей неуклюжим как вол. Опыта я тут набрался! Марий – человек щедрый.
Гай посмотрел на друга – интересно, сколько правды в его похвальбе? У девушек-рабынь дома Марк был любимчиком, и застать его на месте после заката удавалось нечасто.
Что касается самого Гая, то он просто не понимал, что на самом деле чувствует. Иногда он отчаянно желал Александрию, а иногда ему хотелось гоняться за девушками по коридорам, как это делал Марк. Гай знал, что если когда-нибудь попытается взять ее силой, как рабыню, то утратит уважение к себе. Такого рода развлечения нетрудно купить за серебряную монету. При одной лишь мысли о том, что Марк, возможно, уже получил то, о чем он только мечтал, его кровь закипала от ревности.
Его размышления прервал негромкий голос Марка.
– Когда станешь старше, тебе понадобятся друзья, люди, которым можно доверять. Мы оба видели, какую власть заимел твой дядя. Думаю, мы оба были бы не против попробовать ее на вкус.
Гай кивнул.
– И какая тогда будет тебе польза от нищего отпрыска городской шлюхи? В новом же легионе я сделаю себе имя, наживу состояние. Вот тогда-то мы и сможем строить настоящие планы на будущее.
– Понимаю. Я не забыл нашу клятву и сдержу ее. – Гай помолчал немного и тряхнул головой, отгоняя мысли об Александрии. – Где будешь служить?
– В Четвертом Македонском. Так что мы с Рением отправляемся в Грецию – на родину цивилизации, как о ней говорят. Так хочется побывать в чужих землях. Рассказывают, женщины там состязаются в беге голыми. Как представишь, голова пухнет. И не только голова…
Он рассмеялся, а Гай кисло улыбнулся, все еще думая об Александрии. Могла ли она отдаться ему?
– Я рад, что Рений поедет с тобой. Ему это на пользу – пусть хотя бы ненадолго отвлечется от своих неприятностей.
Марк состроил недовольную гримасу.
– Так-то оно так, но я бы предпочел более жизнерадостного спутника. С того дня как старик заявился пьяным к твоему дяде, он постоянно не в духе. Впрочем, его можно понять.
– Вот сожгли бы рабы мой дом, я бы тоже был не в духе. Знаешь, они ведь все его сбережения унесли. Он держал их под полом, но грабители нашли. Не самая славная глава в нашей истории – рабы обворовывают старика. Хотя его теперь и стариком-то не назовешь, согласен?
Марк взглянул на него искоса. Они никогда это не обсуждали, но Гай все понял.
– Кабера? – спросил он.
Марк кивнул.
– Так и думал. Он и меня после ранения на ноги поставил. Такого человека полезно держать рядом.
– Я рад, что Кабера остается с тобой. Он верит, что тебя ждет большое будущее, и, надеюсь, присмотрит за тобой до моего возвращения – в блеске славы, увешанного лавровыми венками и окруженного красавицами, исключительно бегуньями-победительницами.
– Может случиться, что за всей этой славой и женщинами я тебя и не узнаю.
– Я останусь собой. Жаль только, что не увижу завтрашнего триумфа. Это, наверное, будет что-то особенное. Ты знаешь, что он велел отчеканить серебряные монеты со своим изображением? Будет бросать в толпу на улицах.
Гай рассмеялся:
– Это в его духе! Дяде нравится, когда его узнают. По-моему, слава ему дороже военных побед. Он уже платит людям этими монетами, чтобы деньги быстрее разошлись по Риму. Сулле это придется не по вкусу, а Марию только того и надо.
Появившиеся из темноты Кабера и Рений уселись на скамье рядом с Марком.
– Вот ты где! – сказал Рений. – Думал, уже не увижу тебя и не успею попрощаться.
Гай не в первый раз отметил, как изменился старик. Теперь он выглядел на сорок, самое большее на сорок пять. И рука Гая, когда он обменялся с Рением рукопожатием, словно попала в западню.
– Мы еще встретимся, – сказал Кабера. – Мы, все.
Остальные посмотрели на него.
Он поднял руки ладонями вверх и улыбнулся:
– Это не пророчество – я так чувствую. Никто из нас не прошел свой путь до конца.
– Я рад, что хотя бы ты остаешься. Когда Тубрук вернется в поместье, а эти двое уедут в Грецию, я буду совсем один, – сказал Гай, смущенно улыбаясь.
– Присмотри за ним, старый мошенник, – вставил Рений. – Не для того я столько сил на него потратил, чтобы узнать, что его пришиб копытом конь. Не подпускай к нему беспутных женщин и не позволяй чересчур напиваться. – Он повернулся к Гаю и поднял палец. – Работай каждый день! Твой отец не давал себе поблажки, и ты не должен, если хочешь принести хоть какую-то пользу Риму.
– Обещаю. А что станешь делать ты, когда доставишь Марка?
По лицу Рения пробежала тень.