Врата Рима. Гибель царей

– Не знаю. Уйти на покой я не могу – у меня теперь нет на это денег, так что буду смотреть… Как обычно, все в руках богов.

На какое-то время все немного погрустнели: ничто не остается неизменным…

– Ну ладно, – грубовато сказал Рений. – Пора спать. До рассвета пара часов, и всех нас ждет долгий день.

Они в последний раз пожали друг другу руки и молча разошлись по палаткам.

Когда Гай проснулся на следующее утро, Марк и Рений уже уехали.

Рядом с ним лежала аккуратно сложенная тога вирилис, одежда взрослого мужчины. Он долго смотрел на нее, стараясь вспомнить наставления Тубрука насчет того, как правильно ее носить. С мальчишеской туникой было проще, а вот подол длинной тоги испачкается в момент. Смысл был ясен: взрослый мужчина не забирается на деревья и не лазит по илистым заводям. Детские развлечения остались в прошлом.

Лагерь представлял собой длинные, ровные ряды уходящих вдаль палаток, каждая из которых вмещала десять человек. Строгий порядок свидетельствовал о дисциплине в легионе, которую соблюдали все, от легата до простого легионера.

Едва ли не месяц Марий занимался планированием шестимильного маршрута, проходящего по улицам столицы и заканчивающегося у ступеней сената.

Улицы вымели, но они так и остались узкими и петляющими. Ширина их позволяла поставить в шеренгу шестерых пехотинцев или трех всадников. Всего получалось двенадцать сотен шеренг. В результате долгих споров Марий согласился оставить осадные орудия в лагере, поскольку провезти их по тесным улицам не представлялось возможным. Предполагалось, что триумфальное шествие займет около трех часов при условии, что все пройдет без задержек и сбоев.

За то время, пока Гай умывался, одевался и завтракал, солнце успело подняться над горизонтом, и огромный, сияющий доспехами строй уже приготовился к выступлению. Гаю было велено облачиться в тогу, надеть сандалии и оставить в лагере оружие. За прошедшее время он так привык к доспехам, что без них чувствовал себя беззащитным, однако же подчинился.

Сам Марий должен был ехать на троне, установленном на открытой повозке, запряженной шестеркой лошадей. Триумфатору, возглавляющему шествие полководцу, полагалось быть в пурпурной тоге. Краситель, добывавшийся из редких моллюсков, стоил очень дорого, и тогу, того же цвета, что носили древние цари Рима, надевали только один раз.

Когда триумфатор въезжал в городские ворота, раб поднимал над его головой позолоченный лавровый венок и держал до конца шествия, нашептывая виновнику торжества четыре слова: «Помни, ты лишь смертный». Впрочем, этим напоминанием Марий с удовольствием бы пренебрег.

Повозку соорудили таким образом, чтобы проезжать между пешеходными камнями. Тяжелые деревянные колеса были обиты железным ободом, оси заново смазали, а саму повозку покрыли позолотой, так что она сверкала в лучах утреннего солнца.

Гай подошел к строю, когда Марий проверял войско. Настроен триумфатор был серьезно, и когда обращался к тому или другому легионеру, тот отвечал коротко и четко, вытянувшись и глядя строго перед собой.

Закончив инспекцию и оставшись, по-видимому, довольным, Марий поднялся на повозку.

– Жители нашего города никогда не забудут этот день. Дети, увидев нас, загорятся желанием вступить в легионы. Чужеземные послы, узнав нашу силу, будут уважать Рим. Торговцы, наблюдая за нами, осознают, что миром правят не только деньги. Женщины, поглядев на нас, будут смотреть на своих мужей-недотеп и сравнивать с лучшими в Риме мужчинами! Проходя по городу, вы увидите ваше отражение в их глазах. Сегодня вы дадите людям нечто большее, чем хлеб и деньги, – вы дадите им славу.

Солдаты ответили радостными криками, и Гай поймал себя на том, что кричит вместе с ними. Он подошел к триумфальной повозке, где его и заметил Марий.

– Где мне встать, дядя? – спросил Гай.

– Давай сюда, парень. Встань у моего правого плеча, пусть все видят, что тебя любят в моем доме.

Гай довольно усмехнулся и забрался на повозку. Оттуда, с высоты, ему открылся новый вид, и в какой-то момент он даже задрожал от волнения.

Марий махнул рукой, протрубили рога, и их звук подхватило эхо. Легионеры сделали первый шаг.

По обе стороны от повозки Гай видел знакомые лица тех, кто участвовал в первом кровавом походе к сенату.

Даже в столь торжественный день Марий лично отобрал людей, которые шли теперь рядом с ним. Конечно, только сумасшедшему могла прийти в голову мысль бросить в триумфатора нож – разъяренный легион просто вырезал бы весь город, – но тем не менее Марий предупредил, что сумасшедшие находятся всегда и везде, и потому лица его телохранителей были серьезны и неулыбчивы.