Врата судьбы

– То есть вы хотите все из нее вынуть, если позволите? И кто подал вам такую идею?

– Да, – сказала Таппенс. – Именно этого мы и хотим.

– Что же вы думаете там найти?

– Ничего, кроме мусора, полагаю, – вмешался в беседу Томми. – Но с другой стороны, – продолжил он с сомнением в голосе, – будет неплохо избавиться кое от какого мусора, знаете ли. Может быть, мы захотим поставить сюда что-то другое… Знаете, всякие там игры. Набор для крокета или что-нибудь в этом роде…

– Когда-то здесь была лужайка для крокета. Давно это было. Еще во времена миссис Фолкнер. Да. Там, где сейчас розарий. Правда, она была не полноразмерная.

– И когда это было?

– Вы о крикетной площадке? Это было еще до меня. Всегда найдутся люди, которые готовы рассказать, что здесь происходило раньше и о чем раньше не говорили. И почему и кто не хотел говорить об этом. Масса историй, некоторые из которых – ложь, а какие-то вполне могут быть правдой.

– Вы такой умный, Исаак, – заговорила Таппенс. – Кажется, что вы знаете обо всем на свете. Откуда же вы узнали об этой крокетной площадке?

– Здесь была коробка с принадлежностями для крокета. Стояла здесь многие годы. Боюсь, от нее мало что осталось.

Таппенс отошла от Матильды и прошла в угол, где стояла длинная деревянная коробка. Под крышкой, которая от времени с трудом открывалась, она увидела в ней красный и синий мячи, а также сломанный и перекрученный крокетный молоток. Остальное пространство было затянуто паутиной.

– Вполне могло остаться со времен миссис Фолкнер, – сказал Исаак. – Говорят, что она даже выступала в соревнованиях.

– В Уимблдоне? – недоверчиво уточнила Таппенс.

– Ну, не совсем в Уимблдоне – думаю, такого не было. Нет. Во всяких местных турнирах. Раньше они здесь часто проходили. У фотографа я даже видел фотографии…

– У фотографа?

– Ну да. В деревне. У Дарренса. Вы же его знаете, правда?

– Дарренс? – В голосе Таппенс послышалось сомнение. – А, ну да. Он торгует фотопленками и всякой подобной мелочью, не так ли?

– Так точно. Только не забывайте, что теперь там заправляет не старый Дарренс. Это его внук. Или правнук, точно не знаю. В основном он продает всякие открытки – рождественские, поздравительные и так далее. А еще он фотографирует людей. У него хранится масса этих фотографий. Однажды появилась одна женщина и потребовала фотографию своей прабабушки. Сказала, что она у нее была, но то ли разбилась, то ли сгорела, то ли потерялась или что-то еще. Вот и стали искать негатив. Хотя, по-моему, так и не нашли. Однако где-то у него хранится множество альбомов.

– Альбомы, – задумчиво произнесла Таппенс.

– Могу что-то еще для вас сделать? – спросил Исаак.

– Помогите нам немного с Джейн, или как там ее зовут.

– Не Джейн, а Мотильда. Хотя даже и не Мотильда, как было бы правильно, а именно что Матильда. Уж не знаю почему. Наверное, по-французски.

– По-французски или по-американски. Матильда. Луиза. Как-то так, – задумчиво сказал Томми.

– А здесь очень удобно что-нибудь прятать, – заметила Таппенс, засовывая руку в дырку на животе Матильды.

Она вытащила оттуда изношенный каучуковый мяч, который когда-то был красно-желтым, а теперь состоял практически из одних дыр.

– Детский, скорее всего, – предположила Таппенс. – Они любят прятать вещи в таких местах.

– Это точно. Как только увидят какое-то отверстие, – согласился Исаак. – А однажды здесь жил молодой человек, который оставлял в ней свои любовные записочки, так я слыхал. Вроде как в почтовом ящике.

– Письма? А кому он их писал?

– Наверное, какой-то молодой девушке. Я так думаю. Но это было еще до меня, – закончил Исаак разговор своей традиционной фразой.

– Все вещи случались здесь задолго до Исаака, – сняв пиджак, заметил Томми после того, как садовник, поставив Матильду в удобное положение, оставил их, сказав, что ему надо прикрыть фрамуги.

– Просто невероятно, – сказала слегка задыхающаяся Таппенс, вытаскивая грязную руку из внутренностей Матильды, – что кто-то умудрился засунуть туда так много вещей или, по крайней мере, попытался это сделать, даже не удосужившись вычистить из нее мусор.

– А зачем кому-то надо было ее чистить? Кому это могло прийти в голову?

– Это верно, – согласилась Таппенс. – Хотя мы как раз этим сейчас и занимаемся, правда?

– Только потому, что нам нечем больше заняться. Не думаю, чтобы из этого что-то получилось… Ого!

– Что случилось? – спросила Таппенс.

– Мне кажется, что я оцарапался или что-то в этом роде. – Томми вынул руку из живота, слегка развернул ее и засунул снова. Наградой ему был вязаный шарф. Когда-то он явно был обиталищем моли, а после этого, наверное, опустился еще ниже по социальной лестнице.

– Отвратительно, – произнес Томми.

Таппенс слегка отодвинула его и засунула в живот свою руку, облокотившись на Матильду, пока ворошила ее внутренности.

– Побереги ногти, – сказал Томми.

– А это что такое? – спросила Таппенс.

Она вытащила свою находку на свет божий. Оказалось, что это колесо от автобуса, или тележки, или какой-то другой детской игрушки.

– Мне кажется, – сказала она, – что мы зря теряем время.