Врата в преисподнюю

— Будешь жить, — успокоил Федя и снова повернулся ко мне.

Только первоначальный запал уже прошел, он явно колебался, стоит ли снова ввязываться в драку? Я тоже инициативы не проявлял.

Некоторое время мы, молча, смотрели друг на друга, и, возможно, на этом бы все и закончилось, если бы совершенно неожиданно не объявился Илья.

Вот уж кого я уже совершенно не надеялся увидеть на поле брани…

— Эй! — раздался из темноты его громкий голос, а вскоре в свете фар возникла тощая долговязая фигура. — Если кто тронет моего друга, положу на месте!

И, кажется, не шутил. Его руки цепко сжимали охотничью двустволку.

— Илья, ты че, припух? — пробовал образумить его один из дружков фермера.

Илья в ответ поднял ствол к небу, и громкий выстрел разбудил сельскую тишину. Яркий сноп огня взметнулся вверх, за заборами возмущено залаяли собаки и, их дикий концерт не унимался несколько долгих минут.

— Я не шучу! — Илья явно возомнил себя героем вестерна, и фразы из его рта вылетали соответствующие.

— Тебе что, жить надоело? — без злобы, с какой-то досадой спросил Федя.

— Это мой друг, он приехал ко мне в гости, я отвечаю за его безопасность…

Тоже мне, защитничек выискался…

Пришлось мне самому успокаивать Илью, дабы он с дуру и спьяна не наломал дров.

— Илья, все нормально. Мы уже обо всем поговорили. Правда, Федя?

— Конечно, — подыграл тот. — А, если и остались вопросы, я думаю, мы решим их во время следующей встречи…

— Надеюсь, она будет не столь эмоциональной…

Мы разговаривали, словно два дипломата: я искал компромисс, Федя настаивал на продолжении разборки, притом, все это подавалось таким образом, чтобы не спровоцировать вошедшего в раж Илью.

Поняв, что большего добиться мне все равно не удастся, я не стал возражать и, бросив совершенно нейтральную фразу:

— Поживем, увидим… — протянул Феде на прощание руку.

Тот некоторое время недоуменно ее изучал, и, глянув на Илью, все же пожал. Правда, для меня лучше, если бы он этого не делал. Как и следовало ожидать, ничего дружеского в рукопожатии не было. Кости затрещали и едва не рассыпались в труху. Я едва сдержал надрывный вой, который уже готов был вырваться на свободу.

— Мы еще встретимся, — пообещал фермер, уселся со своими дружками в машину и, наконец-то, убрался восвояси.

— Ты живой? — сразу же поинтересовался Илья.

— Как видишь. А где Рыжая?

— Я здесь, — отозвался из темноты звонкий голосок.

Во дворе я сразу же направился к умывальнику, и лишь освежившись, ощутил себя более-менее человеком.

— Ну что, по соточке и на боковую? — предложил Илья.

Ни от одного, ни от другого я бы сейчас не отказался.

Впервые за весь вечер я посмотрел на часы и с удивлением отметил, что всего половина первого. А я думал, уже утро…

— Ты меня проводишь? — попросила Рыжая, кивая на входную дверь после того, как мы пропустили по рюмочке вонючего самогона.

— Конечно.

Ночь была тихой и ласковой. В темном небе ярко блестели громадные звезды. Огромная луна спряталась за кронами деревьев, и во двор просачивались лишь слабые отблески ее яркого света.

Глава девятая

Пробуждение было долгим и мучительным. После совершенно черного провала, без видений и эмоций, реальность возвращалась нехотя, клочками и обрывками.

Сначала на лицо упал косой луч восходящего солнца, только я никак не мог сообразить, что это, и долго, недовольный, ворочался в постели, что привело к частичному пробуждению. И тотчас ощутил жуткую сухость во рту. Притом, сухость, настолько зловонную, что от нее можно было задохнуться. Затем мой слух уловил хлопанье двери, чьи-то неразборчивые голоса.

Закономерно возник вопрос: "Где я?", но пока что мне было трудно отыскать на него приемлемый ответ.

Несмотря на неопределенность, наждаком режущая горло жажда все же вынудила к активным действиям. Чудовищным усилием воли я заставил себя присесть. И содрогнулся от чувствительной боли в разных частях тела.

Боль, все же сослужила добрую службу, ибо сознание понемногу стало проясняться. Сквозь туманную пелену, надежно укутывающую мозг, начали пробиваться неясные очертания, и я понемножку, частицами, вспоминал события вчерашнего вечера и нынешней ночи.

Вопреки желанию, воспоминания, не подействовали успокаивающе. Как почти всегда бывает после крутой пьянки, нахлынула волна раскаяния, запоздалый стыд от содеянного.

Утро расставляет акценты по собственному усмотрению. Что на пьяную голову казалось само собой разумеющимся, представало в настолько ином свете, что от самих мыслей хоть в петлю лезь…

Каждый новый сюжет, выплывающий из глубины памяти, воспринимался до такой степени мучительно и болезненно, что почти полностью заглушал боль физическую.

Я проклинал себя последними словами, мне хотелось завыть от тоски и безысходности. Страшно подумать, что наступит момент, когда, волей-неволей, придется предстать перед друзьями. Какими глазами я буду на них смотреть?

И все же пришлось встать.

Я ощущал себя полной развалиной: и физически, и морально. Натянув джинсы и накинув рубашку, низко опустив голову, походкой узника, приговоренного к казни, я вышел в коридор и поплелся к веранде.