И продемонстрировал запястье, украшенноемассивным, тускло поблёскивающим кольцом серого металла со вставками из тёмно-синего пластика. Такой же был у меня — как, впрочем, и у прочих обитателей «звезды КЭЦ», как и любой другой станции, корабля или иного объекта «Внеземелья». Браслеты эти играли роль универсального медицинского датчика, передающего в контрольный центр данные о состоянии владельца — кровяное давление, температура тела и другие показатели, а так же транслировал сигнал, благодаря которому местоположение обладателя девайса фиксировалось на большом мониторе в диспетчерской службе станции. Такие браслеты были индивидуальными; когда его носитель оказывался на новой станции или корабле, он перво-наперво должен был «зарегистрировать» его в местной сети.
Между прочим, такой же браслет (вернее сказать, ошейник) полагался и Дасе, но он ждал владельца на «Заре» — так что пушистому члену команды планетолёта приходилось пока обходиться без этого сугубо профессионального аксессуара.
Всё это до чрезвычайности напоминало мне оставленные мной времена, где подобные устройства можно было встретить повсюду. Увы, здесь микроэлектроника пока не достигла высот, позволяющих встроить в браслет достаточно компактный и удобный в использовании переговорник. Чтобы передать что-то его носителю, нужно было связаться со станционной диспетчерской и надиктовать сообщение, после чего браслет «абонента» издавал электронный писк, сигнализируя владельцу, что нужно добраться до ближайшего терминала внутристанционной связи и узнать, что и кому от него понадобилось.
— Ну, так я пошёл? — повторил Кащей. Я кивнул. Чего торчать в каюте — тем более, что ему-то, в отличие от меня, было куда спешить и здесь. То есть, я мог, конечно, тоже найти на станции знакомых (Внеземелье — своего рода большая деревня, все со всеми так или иначе, встречались, работали вместе), но это было совсем не то. Проходя по кольцевому коридору мимо кают-компании (она на «Звезде КЭЦ» располагается в точности там же, где и на «Гагарине») я заметил рядом с доской объявлений красочную афишу. На ней были изображены три девушки, скрипачки в длинных, до пола, концертных платьях, а подпись сообщала, что на станции гастролирует скрипичное трио Московской Консерватории — и второй в списке значилась Мира Гольдбах, альтистка, студентка второго курса. Я не сразу её — профиль, неясно очерченный, летящий на невидимых каких-то крыльях, разительно отличался от симпатичного личика моей соседки снизу.
Удивительное дело: всего три года прошло с тех пор, как полёты в Космос были уделом единиц, избранных. А теперь — сюда посылают с гастролями студенческие коллективы! Того гляди, и стройотряды во Внеземелье появятся, — уже идут разговоры о сводной группе студентов из МЭИ и Бауманки, который будет работать на строительстве новой станции на орбите Земли! Пока они будут заниматься только внутренними, отделочными работами — но ведь и это надо кому-то делать, а там, как говорится,лиха беда начало.
Я недовольно покосился на Юрку — почему он ни словом не обмолвился о том, что на «Звезде Кэц» его ждут? В ответ он пожал плечами, и с запозданием сообразил, что изначально «Тихо Браге» и не должен был стыковаться со станцией, а собирался прямо проследовать к пункту назначения — а значит шанса увидеться с любимой перед стартом к Сатурну у штурмана «Зари» не было. Что ж, завидовать, как известно, дурно; пусть Юрка-Кащей и его разлюбезная скрипачка могут вволю насладиться неожиданно выпавшей им толикой счастья, а я тем временем найду, чем заняться. Скажем, доберусь до секции астрофизиков и перекинусь десятком слов с астрофизиком Гарнье. Мы были знакомы ещё со времён практики на лунной станции Ловелл — Гарнье состоял там старшим астрономом. Тогда отношения у нас не сложились — по большей части из-за того, что я сдуру приревновал Юльку к этому красавцу и блестящему (как она, во всяком случае, уверяла) астрофизику. Ревность оказалась беспочвенной; с Гарнье они только работали, и Юлька даже ухитрилась сделать через его голову весьма существенное открытие, установив несомненную связь спонтанной активности «обруча» и срабатываний находящегося на лунной орбите «батута».Дело в тот раз закончилось явлением их «тахионного зеркала» артефакта олгой-хорхоев, инопланетных электрических червей, с которыми мне пришлось вступить в схватку с применением лазерного пистолета и взрывчатки…
С Гарнье же я позже встречался на Земле, на семинаре, посвящённом исследованию лунного «обруча» — и имел с ним весьма любопытную беседу. Француз и сейчас работал в группе, изучающей инопланетный артефакт и, насколько мне было известно, был одним из авторов проекта, согласно которому «обруч» выкопали из лунного реголита и, укрепив на корпусе всё того же «Тихо Браге» подняли на орбиту. Он и сейчас там находился — и как раз об этом я и собирался расспросить астрофизика.