Врата в Сатурн (СИ)

Раньше мы с ним не встречались, знали друг друга только заочно, по рассказам Димы. Мне он писал о своём напарнике-учёном, к которым они вместе сначала ловили «звёздный обруч», а потом буксировали его к станции «Лагранж» — на свою же голову, как оказалось… Тот, в свою очередь, вдоволь наслушался Диминых рассказов и об артековской «космической» смене, и о кураторстве «юниорской» группы — надо же было как-то занять свободное время, которого у новоявленных космических робинзонов было куда больше, чем нужно?..

Очное знакомство, таким образом, состоялось. Леднёв сразу предложил перейти на «ты» и называть его запросто, Валерой. Когда мы согласились (а куда деться?), долго тряс нам руки — ладонь у него оказалась мягкая и какая-то рыхлая, словно большая котлета, — а потом принялся задавать вопросы о Юльке. Леднёв называл её Лидией Травкиной — так она подписала своё письмо с рассказом о событиях вокруг лунного «обруча» и появлении олгой-хорхоев. А так же, что, собственно, и было поводом обратиться к астрофизикам «Лагранжа» — о своих подозрениях насчёт того, что спонтанное срабатывание артефакта вовсе не спонтанно, а вполне закономерно — и вызвано активностью «батута» на «Звезде КЭЦ».

Всё это Леднёв старательно пересказал нам, посетовав, что не воспринял тогда это предупреждение всерьёз — а заодно, выразил сожаление, что самой Юльки-Лиды на «Тихо Браге» нет. Я, усмехнувшись, ответил, что вообще-то нисколько об этом факте не жалею — учитывая едва ли не катастрофические обстоятельства нашего здесь появления. Леднёв смутился, покраснел и принялся сбивчиво оправдываться: мол, он имел в виду, что на Энцеладе найдётся много такого, что непременно её заинтересует, с сугубо научной точки зрения, разумеется… Я прервал его излияния, заявив, что не всё ещё потеряно: совсем уже скоро придёт «Заря», а с ней и Юлька; Энцелад же, столь интересный для науки, надо полагать, никуда к тому времени не денется, и будет ждать на своей законной орбите…