Врата Войны (СИ)

С удивлением я узнала, что в плен к передовым частям русской армии уже успели попасть такие важные персоны, как командующий 24-м моторизованным корпусом генерал танковых войск Гейр фон Швеппенбург со всем своим штабом. Ехали они сюда в Сураж, а приехали прямо в объятия устроенной на них засады. Скоро этих деятелей доставят сюда — и тогда у меня не будет времени даже на то, чтобы просто поспать, ибо я тут пока одна, а жирных немецких штабных крыс, которых требуется допросить, будет много.

Историческая справка: * До 1917 года двухпросветные погоны с тремя большими звездочками соответствовали званию подполковника, званию полковника соответствовал чистый двухпросветный погон без звездочек.

После того как я выслушала это предложение (от которого мне категорически нельзя было отказаться), встал еще один офицер в звании майора и зачитал мне справку о том, что советская подпольщица Варвара Истрицкая в январе 1942 года была до смерти замучена в Суражском ГФП*, но никого при этом не выдала. Вечная мне слава и такая же память.

Историческая справка: * ГФП — тайная полевая полиция в гитлеровской Германии. На самом деле вопреки широко распространенному заблуждению, гестапо действовало только на землях самой Германии, а на оккупированных территориях его функции выполняла ГФП.

Услышав эти слова, я, честно сказать, расплакалась. Не так-то легко узнавать о том, что совсем недавно меня ждала такая скорая и такая ужасная смерть. О том, что немцы умеют мучить, так что не захочешь и жить, я знала уже давно. Был у нас тут в Сураже один человек, бывший в немецком плену еще в ту войну — он рассказывал, как это бывает, когда утром еще был человек, а вечером это уже просто кусок отбитого мяса. А ведь я девушка, причем достаточно привлекательная, значит меня, скорее всего, не просто били, но еще и насиловали! Ужас! Ужас! Ужас! Конечно, это парадоксальная реакция, ведь все это случилось не со мной, а с другой Варварой Истрицкой, которая жила и умерла в том, другом мире, но все равно мне было как-то не по себе, будто мне сообщили о ужасной смерти моей любимой сестры или близкой подруги.

Я никак не могла понять одного — откуда могла взяться та подпольная группа, которую та я, по словам майора-особиста, никак не хотела выдавать немцам. И лишь некоторое время спустя я поняла, что это могли быть мои и мамины ученики, а также их родители, ведь больше мы ни с кем не общаемся. Детей я бы не отдала никогда и никому, даже под угрозой самых страшных пыток. И выдал меня, скорее всего, тоже кто-то из своих — точнее, не своих, а из числа тех неудачников, которые решились предложить мне руку и сердце. К сожалению, ни один из них не соответствовал тем высоким требованиям, которые я выдвигала к своему потенциальному жениху, и поэтому все они были без сожаления отвергнуты.

Зато любой из офицеров русской армии моложе тридцати пяти лет и не женатый с легкостью подходит под те требования, которые я предъявляю к своему жениху. Более того, под эти требования подходят и некоторые солдаты, в основном из числа тех, которые совмещают сверхсрочную службу с заочной учебой в высших учебных заведениях. Среди наших с мамой новых «квартирантов» есть один такой солдат сверхсрочной службы, по имени Миша, которого сослуживцы беззлобно прозвали «Студентом». Миша, немного смущаясь, сказал, что он учится на историка, но никогда не думал, что лично станет участником исторических событий. Да, никто из нас об этом не думал, а все стали.

Одним словом, как только я прекратила плакать, то немедленно согласилась с полученным предложением, подумав, что мама меня непременно одобрит. Во-первых — это первый шаг к исполнению моей заветной мечты уехать в другую Россию, а во-вторых — это возможность посмотреть на так называемых покорителей Европы в тот момент, когда сами они побеждены, растеряны и унижены тем, что их гордую выю придавил тяжелый сапог русского солдата. Это будет прекрасная компенсация и за пережитые мною страхи и унижения со стороны интендатуррата Ланге и за смерть моего дорого отца, и за ту меня, которую эти немецкие мерзавцы замучили в другом мире.

В ответ на мое согласие офицеры опустили меня домой, чтобы я из светлого летнего ситцевого сарафана, говорившего о том, что у меня на душе праздник, переоделась во что-то темное и строгое, более соответствующее новой работе, и снова приходила в штаб. Вот-вот должны доставить первых важных пленных, поэтому день (точнее, вечер и ночь) намечается горячий. Ничего, господа, будет вам женщина синий чулок, строгая и беспощадная. Учительница я или нет?! Кстати, сами российские офицеры называют себя товарищами, но для меня это не более чем просто речевой оборот, потому что на местных товарищей, плохо одетых и вульгарных, они похоже не больше, чем легковой автомобиль марки «Опель» похож на крестьянскую телегу*.