Быстроходный Гейнц, с первыми лучами солнца вылетев на связном «Шторьхе» из расположения 46-го моторизованного корпуса, как и обещал, рано утром прибыл в штаб группы армий «Центр». На этот перелет ему потребовался всего час и сорок минут. Если ехать на машине по разбитым русским дорогам, то на такое путешествие мог уйти целый день или больше. К тому же в настоящий момент Гудериану невозможно обходиться без связного самолета, потому что от одной фланговой группировки до другой больше сотни километров по местным лесам и болотам. Тут, под Могилевом и Смоленском, еще ничего, а вот офицеры, воюющие на левом фланге нашей группы армий «Центр», говорят, что там Господь вообще почему-то позабыл разделить землю и воду. А ведь этот год, по сообщениям местных жителей, еще сухой; представляю, каково бы пришлось нашей армии, если бы летом тут шли хоть сколь-нибудь затяжные дожди…
Генерал Гудериан, вошедший в мой временный кабинет, против обыкновения, был мрачен и хмур. Сразу становилось понятно, что это плохое настроение нашего танкового гения определенно связано со вчерашними и позавчерашними событиями, произошедшими в полосе его танковой группы.
— Ну что, Гейнц, — спросил я, — прибыли жаловаться на тех неизвестных, которые сильно потрепали ваш двадцать четвертый моторизованный корпус?
— Неизвестных, герр генерал-фельдмаршал?! — экспрессивно переспросил Гудериан. — Никакие они не неизвестные, а самые что ни на есть русские. Да и слово «потрепали» для сложившейся ситуации очень мягкое. Разгромили — будет сказать правильнее, причем с эпитетом «вдребезги».
Вот тут настала уже моя очередь удивляться.
— Русские, Гейнц? — с недоверием в голосе спросил я. — Вы хотите сказать, что ваших непобедимых мальчиков разгромили какие-то большевистские неумехи, которые не отличат панцер от коровы? Да как такое вообще могло случиться под этим солнцем?
Гудериан длинно и замысловато выругался, после чего пояснил:
— Это совсем не те русские большевики, герр генерал-фельдмаршал, которых мы знали. Это совсем другие русские из будущего… прекрасно вооруженные, обученные, и к тому же невероятно драчливые. После того, как этот дурак фон Швеппенбург приехал прямо в их засаду, его потерявший управление корпус был смят, разгромлен и уничтожен их подвижными частями, которые скачут то туда, то сюда — «Фигаро там, Фигаро тут». Третья панцердивизия уничтожена полностью, от нее не осталось ничего и никого. Четвертая понесла большие потери, утратив почти все панцеры, после чего ночной атакой была выбита из Клинцов, и теперь отступает в сторону Гомеля. Десятая мотодивизия изрядно потрепана и зажата между молотом и наковальней. Являясь, по сути, пехотной дивизией на автомобилях, она не способна оказать отпор русским тяжелым панцерам, давящим на нее со стороны Суража, прижимая к большевистскому рубежу обороны по реке Судость, который невозможно взять с наскока. Еще один удар этого страшного противника — и десятая моторизованная, вслед за третьей панцердивизией, тоже перестанет существовать, сохранившись лишь на бумаге.
Я с определенно медицинским интересом посмотрел на нашего лучшего танкового генерала — а не сошел ли он с ума от переживаний минувшего дня. Сейчас его преследуют русские из будущего, а завтра будет кто? Марсиане на боевых треножниках с тепловыми лучами? Красные и зеленые черти с вилами? А может, он прав — и действительно случилось нечто экстраординарное? Уж больно непривычный для большевиков почерк прослеживается в действиях некоторых частей противника. Как будто это совсем другая армия. А вдруг и в самом деле другая? Сейчас необходимо, чтобы генерал успокоился и рассказал все по порядку.
— Так, так, Гейнц, — сказал я, — успокойтесь и выкладывайте все по очереди, желательно с доказательствами ваших слов.
Гудериан хмыкнул.
— По порядку и с доказательствами? — переспросил он. — Ну что же, я расскажу все, что мне известно, а дальше, герр генерал-фельдмаршал, решайте сами, верить мне или нет. Многое из того, о чем я вам буду рассказывать, я видел собственными глазами, а о многом слышал непосредственно от участников событий, которым повезло выжить. С доказательствами же у меня туговато. Таковыми может служить только то, что определенная территория, включающая в себя как Унечу, так и Сураж, за последние сутки стала запретна и для солдат вермахта, и для пилотов люфтваффе, и мы даже ничего не знаем о происходящем там.
— Так оно и есть, — ответил я, — мы не можем получить оттуда никакой информации. Просто чертовщина какая-то! Но, возможно, у этого факта есть еще какое-нибудь объяснение, кроме нашествия русских из будущего?
— Например, нашествие чертей из ада, — парировал Гудериан, — ибо ангелы за большевиков не должны воевать по определению.
— Да, Гейнц, — ответил я, — вы меня убедили. Рассказывайте.
— Во-первых, — сказал Гудериан, — все началось с того, что почти посредине между Унечой и Суражем разведка третьей панцердивизии наткнулась на странное облако, которое не дрейфовало по ветру, а лежало на земле…