Врата. За синим горизонтом событий

– Нет. – Вся неделя у меня прошла под знаком возбуждения: прекрасный секс с Дорин и С.Я., а потом потоки слез раскаяния в душе; фантастические выигрыши, игра на турнире в бридж и абсолютное отчаяние на пути домой. После таких дней я чувствую себя флюгером. – Я чувствую себя флюгером! – кричу я. – Ты вытащил из меня что-то такое, с чем я не могу справиться.

– Мне кажется, вы недооцениваете своей способности справиться с болью, – заверяет он меня.

– Будь ты проклят, Зигфрид! Что ты знаешь о человеческих способностях?

Он почти вздыхает.

– Мы снова за то же, Боб?

– Да, черт возьми! – Странно, но после того, как я покричал и выговорился, мои нервы пришли в порядок. Я снова втянул его в спор, и опасность отступила.

– Правда, Боб, я машина. Но я машина, созданная, чтобы понимать, что такое человек, и поверьте мне, Боб, я сделан на совесть.

– Сделан, Зигфрид! – говорю я рассудительно. – Ты не человек. Ты можешь знать, но не можешь чувствовать. Ты себе не представляешь, каково это принимать человеческие решения, отвечать за них и нести груз человеческих эмоций. Ты не представляешь, каково это связывать друга веревками, чтобы не дать твоему визави совершить самоубийство. Каково это, когда умирает человек, которого ты любишь. При этом знать, что это твоя вина. Ты не понимаешь и никогда не сможешь ощутить, что такое испугаться до потери рассудка.

– Я все это знаю, Боб, – мягко отвечает он. – Правда, знаю. И хочу выяснить, почему вы испытываете такие бурные чувства. Не поможете ли вы мне?

– Нет!

– Но ваше возбуждение, Боб, доказывает, что мы приближаемся к основной боли…

– Убери свое проклятое сверло с моего нерва! – снова истошно ору я. Но эта аналогия ни на секунду не сбивает Зигфрида. Его цепи сегодня хорошо настроены.

– Я не ваш дантист, Боб, я ваш психоаналитик, и я говорю вам…

– Перестань! – Я знаю, что должен увести его от того места в моей душе, где сосредоточена боль. С того первого дня я не пользовался формулой С.Я., но теперь хочу снова всецело подчинить себе Зигфрида. Я произношу слова и превращаю его из тигра в котенка. А Зигфрид ложится на спину и позволяет мне чесать ему брюшко. Я приказываю ему воспроизвести отрывки их сеансов с привлекательными и очень изворотливыми женщинами. Поэтому остальная часть моего лечебного времени проводится у замочной скважины, и я в очередной раз благополучно покидаю его кабинет.

Или почти благополучно.

28

«Из нор, в которых прятались хичи, из звездных пещер, сквозь туннели, которые они прорубили, залечивая нанесенные ими шрамы…» Боже, как в лагере бойскаутов – мы пели и резвились все девятнадцать дней после поворотного пункта. Никогда в жизни я не чувствовал себя лучше. Частично это было освобождение от удушающего страха. Когда достигаешь поворотного пункта, начинаешь легче дышать, и так бывает каждый раз. Радость наша была особенной, потому что первая часть пути оказалась неимоверно тяжелой. Мечников и два его любовника большую часть времени уединялись, оставляя меня с Сузи, которая проявляла ко мне гораздо меньше интереса, чем на Вратах, где мы встречались всего один раз в неделю. Но главным образом для меня это объяснялось тем, что я постоянно думал о Кларе.

Дэнни А. помогал мне с расчетами. Он преподавал на курсах на Вратах и, возможно, иногда ошибался, но лучшего математика у меня все равно не было, поэтому я верил ему на слово. Он рассчитал, что после поворотного пункта мы должны пройти еще около трехсот световых лет. Разумеется, это было всего лишь предположением, но оно оказалось достаточно близко к истине.

Первый корабль, на котором находилась Клара, на пути к поворотному пункту все дальше и дальше уходил от нас. В этом пункте мы делали около десяти световых лет в сутки – так утверждал Дэнни. Пятиместник Клары вылетел на тридцать секунд раньше нас, так что все сводилось к простой арифметике: примерно один световой день. Три на десять в десятой степени сантиметров на шестьдесят секунд, на шестьдесят минут, на двадцать четыре часа… Так что на поворотном пункте Клара опережала нас на добрых семнадцать с половиной миллиардов километров. Казалось, это очень много, да так оно и было. Но после поворотного пункта мы с каждым днем становились все ближе. Мы следовали за ней по тому же отверстию в пространстве, которое когда-то в приснопамятные времена просверлили для нас хичи. Где проходил мой корабль, ее уже прошел. Я чувствовал, что мы их догоняем, иногда мне даже казалось, что я ощущаю ее запах.

Когда я сказал что-то подобное Дэнни А., он странно посмотрел на меня.

– Ты хотя бы представляешь себе, что такое семнадцать с половиной миллиардов километров? Между нашими кораблями можно поместить целую солнечную систему. Большая полуось орбиты Плутона равна тридцати девяти с небольшим астрономическим единицам.

– Это просто фантазия, – рассмеялся я.

– Тогда поспи, – ответил он, – и пусть тебе приснится об этом сон.