Вратари — не такие как все

Честно говоря, я никогда ничего, кроме пива, не пил, но все равно сказал большое спасибо. Я понял, что он имел в виду, хотя и не совсем, ведь что может быть более искусительным, чем футбол, особенно для пятнадцатилетного мальчишки?

Никогда не думал, что буду чувствовать что-нибудь, покидая школу, но, как это ни смешно, чувствовал — какую-то пустоту, что ли, особенно в первые дни. Наверное, там было не так уж плохо, даже, может быть, я был счастлив там, играя в футбол, и все такое. Когда я уходил, все были очень милы со мной, желали удачи, говорили, что будут приходить на мои игры, просили не забывать и появляться на игровой площадке.

Я часто там появлялся, особенно летом, когда профессиональный сезон закончился, и я больше не тренировался в «Боро». А в следующем сезоне моя жизнь стала более напряженной, и я понемногу отошел от этого. Знаю, что Майк поначалу расстроился. Я его как-то встретил на улице возле Портобелло Роуд, и он посмотрел на меня своим медленным взглядом и сказал:

— Что-то не заходишь к нам больше, Рон.

— Да, Майк, — ответил я, — сейчас стало немного труднее. — Он кивнул так, словно ожидал именно этого ответа.

Он по-прежнему появлялся в самых неожиданных местах; никогда не знаешь, где его встретишь. Стоишь, например, в воротах во время какой-нибудь юношеской игры или в матче Лиги Юго-Восточных графств и вдруг слышишь за спиной: «Привет, Рон», или «Неплохо ты его поймал, а, Ронни?», и видишь Майка

— на сей раз, конечно же, без велосипеда. Стоит, опершись на бортик, иногда совсем один, потому что редко кто на такие игры ходит.

Жизнь полупрофессионала была отличной, пока не начало приближаться семнадцатилетие. Я вновь стал беспокоиться: а вдруг они не захотят продлевать контракт? В принципе можно оставаться до восемнадцати лет, но никто этого не делал; в семнадцать все уже определялись.

Полупрофессионализм был тогда понятием довольно новым. Раньше таких, как я, называли стадионной обслугой — они убирали трибуны, помогали следить за полем и все такое. Наверное, в клубах поменьше все и сейчас так. Но не в «Боро»: здесь считают, что главное — научить тебя играть в футбол, и поэтому самое большее, что тебе иногда приходится делать, — это разложить форму для первой команды в субботу утром. Мне это нравилось: приходить в раздевалку, думать о том, кто какую футболку наденет, и, конечно же, представлять, что когда-нибудь я сам надену эту форму, и что это будет за чувство, когда ждешь сигнала к выходу на поле и потом выбегаешь из туннеля перед, может быть, шестьюдесятью тысячами зрителей.

Мы не часто бывали в «Боро», обычно тренировки проходили в Эктоне, там же и большинство игр — на небольшом местном стадиончике. Мне приходилось довольно долго туда добираться каждое утро, а большинство других полупрофи снимали жилье по соседству.

Впрочем, Дэнни Страуд тоже ездил из дома — из Слафа. Его взяли примерно через неделю после меня. В каком-то смысле мы были как бы клубом внутри клуба, ведь у нас не было, по сути, ничего общего с первой командой. Кто-то из ее игроков иногда заговаривал с нами, к кому-то было не подступиться. В воротах тогда стоял Гарри Воган, высокий валлиец с огромными руками, который все время жевал резинку. Он уже давно играл в клубе — ему тогда было около тридцати двух — и провел много матчей за сборную Уэльса.

Очень сильный и намного крупнее, чем Питер Бонетти, но при этом довольно подвижный. Я использовал любую возможность, чтобы наблюдать за его игрой. Он принадлежал к тому типу вратарей, который я называю старомодным: очень надежный, громкий, хорош на линии, силен на выходах, умеет выбирать позицию, редко делает нечто фантастическое, но и ошибок почти никогда не совершает. Конечно же, я настраивался на то, чтобы быть таким, как он, но в душе, тайно, я хотел немного большего, хотел стать артистичным, что вполне естественно для ребенка.

Он никогда со мной помногу не разговаривал, а я побаивался обращаться к нему, как и к большинству взрослых. Но как-то раз после одного юношеского матча он подошел ко мне на стадионе и сказал:

— Поджимай колени, когда выпрыгиваешь за мячом, сынок.

— Спасибо, мистер Воган, — оказал я.

— «Гарри» вполне достаточно, — сказал он и добавил: — лишний раз подумают, прежде чем идти на тебя, эти форварды. Вратарь должен защищать себя. И чем выше, тем больше.

Тогда я подумал, что он имеет в виду, «чем выше прыгаешь», но потом понял, что он сказал это про лигу. Чем больше видишь, чем лучше играешь, тем больше поражаешься: на что они только не пускаются, чтобы переиграть тебя.

Как, например, когда я впервые играл за дублеров «Боро»; мне тогда было шестнадцать. Я вышел на перехват углового, но только собрался прыгнуть за мячом, как услышал сзади: «Оставь, Ронни!», и, конечно, остановился, думая, что это один из наших защитников. В следующую секунду я увидел, как их центрфорвард бьет головой в перекладину. Судья ничего не слышал, а я бы со стыда сгорел, будь это гол.

Однажды я сказал Гарри Вогану: