Утром, не возвращаясь к прерванному накануне разговору, братья сделали все необходимые дела, вместе помолились и теперь перед расставанием стояли у кельи.
— Что же ты за всё утро так ничего и не сказал? — тихо спросил Стефан.
— Понял я, что ты всё решил окончательно. Наверное, так надо. На всё воля Божия, — ответил Варфоломей, опустив глаза.
— Прости меня, брат мой любимый, спасибо тебе, — взмолился Стефан, едва сдерживая слёзы. — Прощай. Будь стойким. Верь в божественную силу, которая всегда придёт тебе на помощь в самую трудную минуту. Спаси тебя Господь и сохрани.
— Прощай, брат. Спасибо за поддержку и помощь. Дай знать через Петра, как устроятся дела твои дальше. А может когда и посетишь нашу пустынь.
Некоторое время братья стояли молча со слезами на глазах. Стараясь отдалить минуту расставания, каждый не находил в себе сил сделать это первым. Стефан никак не решался уйти и оставить младшего брата наедине с суровой природой, в то же время считал невозможным остаться. Варфоломей ещё не знал, как будет жить один в пустыне, хватит ли ему сил, но знал твёрдо, что от своей мечты, своего предназначения он никогда не отступит, какие бы препятствия и трудности ни возникли на его пути.
Молчание нарушил Стефан:
— Последний совет тебе: за лето заготовь себе в зиму снеди разной. Насуши трав целебных, грибов, ягод. Места здесь богатые, а что собирать, ты и сам знаешь. Вспомни, как мы ходили в лес с матушкой нашей и в селе под Ростовом, и в Радонеже.
Варфоломей попытался успокоить брата:
— Я всё помню и всё сделаю, не беспокойся обо мне. Если что, я к Петру пойду, — сказал он, чтобы брат о нём не волновался, хотя сам твёрдо знал, что никогда не покинет это место и не вернётся в мир. — А ты, когда будешь в Хотькове, поклонись могилам родителей наших. Ну, давай прощаться.
Братья обнялись, троекратно расцеловались, смахнули набежавшие слёзы. Стефан взял посох и ступил на тропу, возвращающую его к прежней жизни. Варфоломей осенил его вслед крестным знамением и ещё долго смотрел на тропу, которая увела брата в суетный мир.
Почти год старший брат делил с младшим все тяготы пустынножительства, нелёгкий труд с раннего утра до позднего вечера, голод и морозы зимой, пекло и мошкару летом. Более других невзгод Стефана одолевала болезненная нехватка общения. И вот теперь, несмотря на горячие просьбы Варфоломея, он оставил его одного в глухом лесу. В то время это было настоящее пустынное место. На далёкое расстояние его окружали густые непроходимые леса, населённые дикими животными, от робкого зайца до злого волка и страшного медведя. Далеко вокруг не было даже отдельных дворов, не то что поселений. К обители едва можно было пробиться еле заметной звериной тропой. В такой глуши кто стал бы посещать пустынника и приносить ему что-нибудь из жизненных припасов? Варфоломею оставалось надеяться только на собственные силы, редкие посещения младшего брата Петра и на молитвы всесильному и милостивому Господу, прося его о помощи и защите.
Так Варфоломей остался один в пустыне без сподвижника, без наставника и без помощника, с единым Богом вездесущим и никогда не оставляющим тех, которые для Него всё оставили.
«Два родных брата, — пишет блаженный Епифаний, — а между тем какая разница в произволении! Оба совещались жить в пустынном уединении, но один из пустыни ушёл в городской монастырь, а другой и самую пустыню обратил в город. Что казалось Стефану тяжким и нестерпимым, то было легко и приятно для Варфоломея, которого душа с детства пылала Божественным огнём. И Господь хранил его Своею благодатию среди пустыни, ограждал его Своими Ангелами на всех путях, и как сердцеведец, видевший его сердечные расположения, уготовлял в нём начальника многочисленной братии и отца многих обителей».
Воистину, Господь даёт каждому по силам его.
В начале сентября стояла тёплая солнечная погода, летела паутина, лето ещё не кончилось. С тех пор, как ушёл Стефан, поляна несколько преобразилась. Рядом с навесом, под которым стоял стол, Варфоломей соорудил навес для дров. На краю поляны лежали ошкуренные брёвна, ветки и щепки были собраны в кучи. Несколько пней он выкорчевал, но два у входа в келью оставил, на них он любил сидеть в редкие минуты отдыха. Над догорающим костром висел котёл с водой. День кончался. Варфоломей сидел и читал Священное Писание. Со стороны тропы послышался хруст веток. Варфоломей замер в тревожном ожидании. На поляну вышел игумен Митрофан. Варфоломей облегчённо вздохнул и быстро, чуть не бегом пошёл ему навстречу.
— День добрый, отче, — радостно воскликнул он и поклонился.
— День добрый, сын мой, — ответил игумен.
Варфоломей принял у гостя котомку и посох.
Несказанная радость переполняла душу Варфоломея, в том числе и оттого, что прервалось его одиночество, к которому он ещё не привык. Из него просто рвалась наружу благодарность к игумену Митрофану.
— Какое счастье, отче, что ты нашёл возможность посетить меня в моем уединении. Трудным ли был путь?