Вред любви очевиден (сборник)

– Ага, понятно. Так я дурак, и на моём фоне ты умный.

– Ты не дурак, Костя, ты свежий человек, ещё новенький.

– Я спросить хотел… если в такую женщину вот влюбиться, то что делать? В моём положении. Ей ведь нужно что-нибудь особенное.

– Денежные знаки в большом количестве ей нужны, и она их скоро найдёт.

– Она не такая.

– Не такие в монастырь уходят.

– Вот гад какой, – расстроился Костя. – Сам на неё запал и сам себе зубы заговариваешь. Что вот это не для меня и всё равно ей только деньги нужны. А ты откуда знаешь, что ей нужно?

– А у вас в Ярославле, значит, ещё мечтают о Прекрасной Даме?

Костя ответил твёрдо и серьёзно:

– Да, мечтают о Прекрасной Даме. А что хорошего, когда одни бляди кругом?

– Ну теперь слушай сюда, Костян. Ты проявляешь железную волю. Становишься олигархом, футболистом и артистом одновременно. Покоряешь свою Даму. А она оказывается блядью. Твои действия?

Нокаут. Костян молчит. Потом находит решение.

– Так я пока мечтал про Даму, я работал, у меня была цель, я шёл вперёд! Я верил! Я любил! А что хорошего всю жизнь жить с такой, как твоя Лена? Удавиться от скуки. Всё уже известно вперёд: кафель белый, тоска зелёная.

Миша свирепо хватает Костю за грудки.

– Ещё раз вякнешь про мою жену, вылетишь как пробка из Москвы. Понял?

Маша перед зеркалом, расчёсывает волосы на ночь. Напевает тихо для собственного удовольствия.

Лена в парикмахерской. Смотрит на себя в зеркало.

– Только не очень коротко, – говорит она мастерице. – И потом я хотела бы окраску. Что-нибудь такое золотистое.

Мастерица приносит альбом.

– Вот, выбирайте, пожалуйста.

Лена листает альбом, и ей всё мерещится, что на картинках Маша, с разными прическами, смотрит насмешливо.

Миша сидит у входа в кафе – бистро средней руки, но довольно популярное. Кто не знает этих сильных мужчин в камуфляже, спокойно скучающих, сидя или стоя, в мирной жизни. Молодая, приятная, худенькая женщина с усталым лицом возит шваброй по полу.

– Полинка! – весело говорит Миша. – Когда на рыбалку поедем? Дед звонил?

– Ой, Миш, дед совсем стал плохой. В июне отпуск возьму, поеду… Не говори, каждый день снится, что я по своей тропинке на речку бегу. Да ты всё шутишь, второй год говоришь – поеду…

– Москва держит, – объясняет Миша, – она в кого вцепится, так это намертво. Я, значит, ей нужен.

– Да кому мы тут, Миша, нужны? Если, как у меня, близких нет, так хуже, чем в лесу. Да что я, в лесу, в лесу хорошо, там всё живое, а тут…

– А тут всё суперживое! Смотри, сколько жизни! На каждом шагу – кафе, рестораны, столовки, закусочные, и всюду живые – едят. Днём едят, ночью едят…

– Едят – это ещё не значит, что живые, – резонно замечает Полинка, продолжая свой вечный труд.

Вбегает молодой парень крепкого телосложения.

– Миш, ты что – телефон отключил?

– Дома забыл. Что, Паш, случилось что?

– Христа ради выручай. Завтра подежурь за меня – ну, позарез как надо!

– Не могу. Честно – никак.

– Миш, я клянусь, это форс-мажор.

– И как зовут наш форс-мажор? Анжела или Снежана?

– Это не то, что ты думаешь. Миша, прошу как друг! Вопреки звериному оскалу капитализма – поддержи товарища!

– У меня, Паша, тоже – форс-мажор.

– У тебя?? – изумляется Паша. – Всё, убил. Если у тебя, то я пас. Пойду Сашку искать… А твой форс-мажор как зовут? Да понятно, что под пытками не скажешь. Всё, привет!

Полина слышала разговор, полюбопытствовала:

– Миша, это он на что намекал? У тебя завтра свиданка? Отдыхаем от семейной жизни? Правильно, гуляй пока молодой. А то уж очень ты долго примерного мужа изображаешь.

– Я, Полина Викторовна, ничего не изображаю, а какой есть, такой есть. И свиданки никакой у меня нет. Я… в оперу иду, билет купил. «Кармен» называется.

– Кармен? – улыбнулась Полина. – «Когда я полюблю, не знаю я сама… Быть может, никогда – иль завтра…»

– Слушай, ты образованная женщина, оказывается.

Полина хмыкнула, опять взялась за швабру.

– Лямур, лямур… – пропела она. – В лесу волки сдохли, Миша в оперу пошёл.

«Свободная опера», авангардное детище неутомимого Льва Герцеля, помещалось в задней части большого торгового центра. Труппа и оркестр «Свободной оперы» были до неприличия молоды. Перед каждым спектаклем Герцель метался за кулисами, заражая артистов избыточным нервным оживлением.

– Маша! – влетел Герцель в тесную гримёрку. – Мы вчера не доспорили. Ты не права. Должна быть злость. Это, понимаешь, первобытный мир. Здесь всё впервые, здесь цельные люди – люди из дерева, из камня, из огня. Кармен ненавидит слабость, всё это жалкое, мелкое, водянистое ей противно.

– Разве огонь кого-нибудь ненавидит, Лев Давидович? – спрашивает полуодетая Маша.

– Я думаю, да, – отвечает Герцель.

– Не знаю, – немного сердится Маша. – Вам бы только женщину обидеть. Кармен – хорошая девчонка, всех любила. А её взяли и зарезали. Зарезали и говорят: сама виновата. Вообще не грузите певицу концептом. Я человек простой, мне главное – в ноты попасть.

Девчонки, гримирующиеся с Машей, хихикают.

– Тогда прошу тебя как друга, – говорит Герцель, – не ломай мне творческий мир. Дай немного злости. Ну просто как красочку.

– Красочку дам, – заверяет Маша.