Ухватив пару тарелок со стола и увернувшись от громадного черпака почему-то недовольного моей выходкой повара, я отмахнулся от него правым прищуром над левой ладонью. Сил такой сглаз больших не требует, зато эффект оказывает мгновенный. Толстяк в черном переднике сделал шаг вперед, размахивая своим грозным оружием, и тут же ноги его разъехались, словно пол был старательно смазан жиром. Отчаянно пытаясь удержать равновесие, он принялся размахивать руками и только все ухудшил. Ноги повара взметнулись вверх, взлетели выше головы, и он рухнул на пол. Пнув упавшего толстяка в бок, я выскочил из кухни, совершенно забыв, зачем сюда пришел.
– П-простите, господин, – пролепетал поваренок, которого я едва не сбил с ног в узком коридоре. Совсем молодой, еще мальчишка.
– Ты где ходишь, а? Тебя уже давно на кухне обыскались! – рявкнул я.
– Уже бегу, – отозвался тот.
– А ну стой! – Я ухватил его за рукав. – Господин Максимилиан уже кормил своего зверя?
– Вот-вот должен подойти. Запаздывают они.
– Ладно, беги за своими тумаками.
В засаде возле кухни я просидел около часа. Да уж, «запаздывают»… За такие опоздания меня госпожа Гюрзильда потом заставляла крапиву голыми руками пропалывать или загонять пчел назад в улей… башмаком. Наконец в конце коридора раздалось низкое угрожающее рычание и испуганный женский визг. А вот и наша славная парочка хищников.
Когда я впервые увидал гарма, которого вел на цепи вампир, то не поверил своим глазам: и это живая тварь? Вылезающая клочьями свалявшаяся шерсть, горящие красные глаза, покрытые какой-то слизью хелицеры – похоже, охранное проклятие нелучшим образом сказалось на внешнем облике пса, чьи предки были родом из Нижнего Мира.
Я закрыл глаза и прикусил губу до крови, чтобы наговорить себе ведьминское зрение. И присмотрелся к лениво переваливающейся с лапы на лапу «собаке».
– Магическая сила! Это кто же тебя так? – не сдержался я.
И было от чего! Проклятие выглядело как иссиня-черные жгуты толщиной с мой палец, и они, словно жуткий кокон, были обмотаны вокруг гарма. Небрежно и грубо, с нахлестами и петлями, я даже отыскал пару смертельно опасных узлов, за которые ведьма Урсулина, наша мастерица по проклятиям, на занятиях обычно грозилась «ручки-ножки вырвать, местами поменять да вставить, раз уж повырастало не то и не там…». И вся эта мерзость пульсировала, словно была живая. Это сколько же силы нужно было влить в проклятие, какую ненависть испытывать? Одно мне было ясно точно – кто бы он ни был, это сделал не человек.
Впрочем, трогать эту дрянь я не собирался, иначе наверняка испачкался бы. Всего лишь один несложный наговор. Тот самый, которым пытался меня скрутить домовой в доме погодного предсказателя. «Растеряша». Достаточно изменить всего несколько строк, и этот наговор замечательно ложится на кого угодно: на зверя, на духа, на человека. Впрочем, против животных его почти никогда не используют – ну что может потерять и не найти дворовый пес или домашняя лярва*? Разве что висящий на ошейнике ключ от комнаты вира Владислава.
Как может потеряться ключ, намертво прикрученный к ошейнику зачарованной цепью? Не знаю, но едва слышный звон раздался уже через пару мгновений. Наговор удался на совесть: раздражительность, нетерпеливость, легкая нотка страха и досады – все пошло в дело. Разумеется, ни гарм, ни его хозяин ничего не заметили.
Подобрав ключ, я бросился в восточное крыло, к рабочему кабинету герцога. Если где и стоило искать грязное бельишко, то именно там. Ничего похожего на охранные заклинания на двери мне обнаружить не удалось, по крайней мере, доступными средствами. Быстро открыв замок, я вошел внутрь, освещая комнату болотным огоньком.
Кабинет оказался несколько меньше, чем я предполагал, но такое впечатление складывалось из-за двух громадных шкафов во всю стену, полки которых были уставлены книгами. Стену напротив входа украшали два простеньких гобелена. Один из них изображал замок Мергейлов, а второй – плачущую над обрывом девушку с кожистыми крыльями. Между гобеленов висели две скрещенные шпаги с рукоятями в виде летучих мышей – наверное, фамильное оружие. Кроме шкафов здесь был рабочий стол, кресло да пара стульев. Отметив тот факт, что все это изготовлено из осины, я взялся за изучение содержимого стола. На нем лежала бумага с первыми строками стихотворения:
Не в моем вкусе – немного мрачновато и безысходно, больше похоже на древние пророчества. Кстати, почерк у Влада был красивый: аккуратные ровные буквы, каждый завиток к месту, а наклон всех символов идеально выверен. Видно, что не один год ушел на занятия каллиграфией. Впрочем, к чему практически бессмертным вампирам считать года?