Вредители (СИ)

— Ну вот. Например, Франция,— Кудзё кивнул на стопку старых европейских журналов. На обложке верхнего была Эйфелева башня,— Раньше я думал — ну вот, растоптанная страна, недееспособная армия, рухнула и всё такое. А теперь понимаю, что зато там люди очень красивые, вкусная еда, шарфики... Что же касается никуда не годной армии, то это как бы просто так получилось. Только ты не подумай, Франция, армия, Индокитай — это всё не важно. Я просто чувствую то же самое, что она. Какое тёплое у неё тело, как её крутит от всяких неурядиц. Она очень вспыльчивая девочка, хотя очень добрая. Отпустило только сейчас, когда в школу пришёл.

— У-у-у... Да у тебя обсессия.

— Это что значит.

— Это значит, что ты теперь сумасшедший.

— Какой же я сумасшедший?

— На почве любви, разумеется. Это значит, что ты на ней помешался. Я читал, про него сейчас много в журналах пишут. Такое бывает, если влюбляешься. Тебе начинает казаться, что она — часть твоего тело, вроде руки, или ноги какой-нибудь. И ты придумываешь, что она чувствует ли что её нравится. Примерно как у матери с младенцем бывает. Кстати, амулет-то покажи.

— Я его дома оставил.

— Пока не принесёшь — не поверю.

Перед сном Кудзё долго разглядывал амулет. Оправа была мельхиоровая, а сам камень выглядел красным, как кровь. Но Кудзё точно помнил, что она дарила ему синим. Может, камень разозлился, что он раскрыл её тайну?

Вдруг его охватила тоска — длинная и тонкая, словно бесконечно длинная нота на сякухати.

Совсем девчонки голову закружили,— подумал он и потушил лампу.

Но чувства потушить он не мог. Натася была здесь, в темноте, но не снаружи, а где-то внутри. Она спала, и Кудзё тоже клонило в сон.

“Нет, это не просто так,— думал Кудзё,— Это не может только мерещиться. Наверное, телепатия. Про неё сейчас столько разговоров! Надо попытаться прочесть её мысли. Например — что она думает обо мне?”

Но может, его ощущения и правда были фантазией, а может он мог уловить лишь чувства, а не мысли, а может девочка просто по-русски думала — но он так ничего и не прочитал, кроме огромного тёплого сна, в котором билась тонкая жилка тревоги.

И наш герой нырнул следом за девушкой.

* * *

На следующий день он заметил, что чувство не отпускает теперь даже в школе. Он, конечно, чувствовал и вкус риса, и голос учителя, и металл медальона, и запах тёплого дерева, и отлично видел всё, что было вокруг — но всё равно он был кем-то другим, и этот кто-то окутал его, как густой тёплый мех. Что-то бурлило в животе, и он никак не мог понять, с кем из них двоих это происходит.

На истории его вызвали отвечать про Оду Набунагу. Кудзё вышел к доске, с удовольствием показал все битвы и значительные события, и уже готов был перейти к трагическому финалу, как вдруг почувствовал такое, что чувствовать в классе тем более не полагалось.

“Ой-ой-ой”,— подумал Кудзё и посмотрел на учителя. Тот не отрываясь слушал, попутно царапая карандашом очередной хайку. Наш герой шагнул чуть назад и как мог незаметно потрогал сзади штанов. Там было сухо, и он легко нащупал и кальсоны, и ягодицы.

Получается, это были чувства девочки. Ну почему... ну почему ей именно сейчас приспичило???

— Мне показалось,— просипел школьник,— что я зацепился. Просите, пожалуйста. Ну вот... сёгун Нобунага...

Надо сказать, что отвечать урок в таком состоянии было форменной пыткой. Разумеется, мятеж генерала Акэти Мицухиды и сам по себе загадочен для историков. Но сейчас, буквально пронзённый насквозь, Кудзё вдруг обнаружил в себе кучу вопросов, доселе нераскрытых историографами. Например, вот этот Ода Нобунага, Тоётоми Хидаёси, прочие полководцы и даймё — им что, в туалет не хотелось???

— Молодец, Кудзё-кун. Отлично подготовился. Что-нибудь ещё?

— Выйти можно?

Класс расхохотался.

Увы, все позывы относились к желудку девочки. Терзаясь в отхожем месте, Кудзё пытался понять, как много времени пройдёт, прежде, чем он научится различать.

Зато теперь он был уверен, что это ощущение — настоящее, а не какая-нибудь эротическая фантазия. До последних минут он даже не задумывался, что Натася тоже ходит по-большому. И это точно не то чувство, которое его возбуждало.

Ну, значит телепатия,— решил он. Достал медальон, посмотрел и чуть не выронил.

Камень снова стал синим.

* * *

— С камнем всё ясно,— заявил Сайто,— Это у тебя александрит. Камень для влюбчивых и ревнивцев. Он красный или синий в зависимости от того, где ты на него смотришь. Если солнечный свет, то синий. Если искусственный — красный. Называется плеохроизм. Особенность кристаллической решётки, ничего сверхъестественного.

— Вот как...— Кудзё спрятал амулет под воротник.

— Какой-то ты зелёный. Опять накатило?

— Уже больше не отпускает,— сообщил Кудзё,— Как будто стою в колодце и тёплая вода по горло.

— Да, совсем сдвинулся. Скоро будешь рыскать по букинистам, любовные романчики скупать.

— Ты ничего не понимаешь. Это телепатия, ясно? И я знаю, что ей сейчас очень, очень страшно. Я сейчас заплачу, как ей страшно. Она в беде, понимаешь?