Вредная привычка жить

    – Да нет, только я, нам это по работе необходимо… Ты же не думаешь, что я хоть раз позволила себе…

    – Не думаю, – сказала я.

    Вы вот, Любовь Григорьевна, себе бы не позволили, а вот Валентин Петрович, думаю, попроще к таким вещам относился.

    – И что же теперь делать с этими деньгами… милиция же…

    – Ну, раз милиция, – сказала я, – то наш долг – спасти фирму от позора и дальнейших проверок!

    Я протянула одну пачку тонюсенькой директрисе, а вторую взяла себе.

    – Это теперь наше, прячьте, и никому ни слова, – сказала я.

    – Ты уверена?

    – Это единственный выход, – серьезно сказала я, представляя, что куплю на эти бешеные деньги.

    – А куда прятать? – растерялась Любовь Григорьевна.

    – В лифчик, конечно, – сказала я, запихивая за ворот свитера ровненькую пачечку долларов.

    Любовь Григорьевна последовала моему примеру.

    – А здесь что? – спросила я, указывая на папки.

    Директриса развязала тесемки и стала перебирать бумаги.

    – Это договора, это тоже… отчеты…

    – Дребедень всякая, я так понимаю?

    – В общем да, это можно и не прятать.

    – Тогда я это оставлю вам.

    Открылась дверь, и на пороге появился уже знакомый нам следователь.

    – Ерохин Максим Леонидович.

    – Да мы вас узнали, вы нам уже как отец родной, – приветственно сказала я.

    Не обращая внимания на мой сарказм, Максим Леонидович задал весьма своевременный вопрос:

    – Кто обнаружил тело?

    – Я, конечно.

    – Почему «конечно»?

    – Потому что, как лучший сотрудник фирмы, я всегда прихожу вовремя и просто как человек, не желающий упасть, всегда смотрю себе под ноги.

    В приемной послышался шум, защелкал фотоаппарат, из чего можно было сделать только один вывод – наша милиция работает.

    В кабинет заглянул высокий молодой человек и сказал:

    – Максим Леонидович, смерть наступила около одиннадцати часов.

    – Где вы были вчера в это время? – тут же спросил нас Ерохин.

    – Я была дома… одна… – забормотала Любовь Григорьевна.

    – Я тоже дома, но не одна, как раз в одиннадцать мне снился высокий брюнет с каштановыми глазами…

    – Это я выслушаю позже, – сказал Максим Леонидович, – с вами мне все понятно.

    Смерив нас суровым взглядом и покачав при этом головой, он вышел.

    – А что ему понятно? – засуетилась моя тоненькая директриса.

    – Вид у нас, наверное, подозрительный.

    – Что, правда?!

    Любовь Григорьевна бросилась к зеркалу.

    – Шучу. Я пошла.

    – Куда?

    – Желательно – домой, посмотрю по обстановке; а вы не забывайте, что в лифчике у вас приличная сумма денег.

    – У тебя тоже.

    – Я не забуду, не беспокойтесь.

    Я оказалась в приемной. Работа кипела, и на меня особо никто не обращал внимания.

    – Может, мне домой пойти, поспать? – спросила я Максима Леонидовича.

    – Нет, я хотел бы задать вам несколько вопросов, сядьте за свой стол и не мешайте нам работать.

    Я села за стол и от скуки стала играть на компьютере. Вообще-то, скуки в моей душе было маловато, но я должна была изображать абсолютное спокойствие: мне все время казалось, что цепкий взгляд Ерохина изучает меня.

    Алиби у меня нет… Мотива тоже, что утешает… Какое я произвожу впечатление?.. Разное-всякое… Как только я устроилась на работу, так и повалили трупы… Мне это могут припомнить… Эх, Валентин Петрович, вроде неплохой был мужик… хотя кто вас, мужиков, знает?.. Я теперь богата, только бы резинка на лифчике не лопнула… А могут ли обыскать?.. Не думаю, на это нужны какие-то там санкции… Кассеты!.. Что там…

    – В каких отношениях с покойным вы были? – услышала я голос Ерохина и оторвалась от компьютера.

    – В положительных.

    – Подробнее.

    – Однажды я оказала Валентину Петровичу особую услугу, – я отмерила паузу, вся милиция, затаив дыхание, смотрела на меня. – Я приучила его пить зеленый чай – это, знаете, полезно для почек.

    Ерохин, поняв, что мне надо задавать только конкретные вопросы, спросил:

    – Вы состояли со своим шефом в интимных отношениях?

    – Что вы имеете в виду?

    – Вы с ним спали? – почти ласково спросил Ерохин.

    – Вы что! – изумилась я. – Мы же с ним не были женаты.

    Ерохин налил себе воды из графина и спросил:

    – Вы знакомы с его женой?

    – Нет.

    – Какие-нибудь друзья или знакомые заходили к Селезневу?

    – Нет.

    – На ваш взгляд, происходило ли что-нибудь подозрительное в офисе, может, какие-нибудь звонки насторожили вас?

    – Звонки нет, а вот подозрительное… было!

    – Что именно?

    – Несколько дней назад я пришла на работу и обнаружила на столе труп, это можно отнести к подозрительному? – я глупо захлопала ресницами.

    – Это я знаю, – вздохнул Максим Леонидович.

    В это время из кабинета вышла Любовь Григорьевна. Глаза у нее покраснели, это говорило о том, что она только что плакала, руки тряслись, это говорило о том, что она нервничает, а грудь была нетипично угловатой, и это говорило о том, что в ее лифчике спрятана пачка стодолларовых купюр.

    – Вы финансовый директор? – спросил Ерохин.

    – Да, меня зовут Зорина Любовь Григорьевна.

    – Скажите, а эта фирма принадлежала Селезневу?

    – Нет, он просто директор, фирма принадлежит его жене Галине Ивановне.

Глава 14

    Кое-что становится понятным, а кое-что – нет