Вредность не порок

Мы не освещали, естественно, этот факт в деталях, но в общих чертах подтвердили. Участковый задумался, мы с Надькой сиротски жались друг к дружке, терпеливо ожидая, когда же выполнение нашего гражданского долга завершится окончательно. Тут мне пришло в голову, что если уж сегодня весь день нам задавали вопросы все, кому не лень, то и мы имеем право задать парочку.

— Петр Игнатьевич, — вывела я из задумчивости лейтенанта, — а этот.., как его, ну которого у Ирки на крыльце… — Надька приподняла брови, участковый тоже сосредоточился:

— Михалков?

— Ну да… Он кто? Местный?

— А как же! Его каждая собака в городе знает. Простырь.

— Это что такое?

— Это кличка. Простырь. Простой очень. Душевный парень.

— Господи, — пробормотала я, теряясь, — и кто он, этот Простырь?

— Тебе как, по трудовой книжке или по жизни? По трудовой — грузчик в продуктовом магазине «Талисман», а по жизни — бандит.

Мы с подругой дружно отвалились от стола и разинули рты. Дело приняло интересный оборот. На Иркином крыльце перерезали горло местному бандиту по кличке Простырь. Надюха икнула:

— Может, он их убил?

— Кого? — насторожился участковый.

— Ирку с Юрой…. — На мой взгляд, версия вышла немного притянутой.

— Почему? С чего ты взяла?

— Ну их же нет дома… А он бандит. Пришел к ним…

— Они были знакомы?

— Не знаю. Кажется, нет. Но куда-то они делись.

А может, в город к Ирке уехали?

— Нет, в городской квартире у Кошкиной никого нет, проверяли. А почему ты говоришь об убийстве? — никак не мог успокоиться Петр Игнатьевич. — Есть факты?

— Нет, слава богу, — испугалась Надька, — фактов нету Если только Масленка…

— Чего? Ах, кошка! Да, непонятно, кому понадобилось такое зверство с животиной сотворить. Хотя кошечка была, конечно, не чета иной собаке. Спроси у окрестных пацанов, в чей сад они не полезут… А что вы, девчата, о своих новых знакомых скажете, о москвичах? — тут участковый вздохнул. — Хотя они еще за день до того разъехались. Я по долгу службы интересовался. А ты когда, Анастасия, в баре была?

— На другой день, вечером. А Ефим потом сразу уехал. — Я опустила глаза и заткнулась. Рассказывать мне больше было нечего. Я видела, с каким напряжением следила за мной Надежда, ожидая, скажу ли я о том, что видела сегодняшней ночью. Поняв, что я решила промолчать, она с облегчением перевела дух.

Я догадывалась, что Надька, так же как и Ефим, скорее всего, считает, что я ошиблась. Или все это мне приснилось. Но я знала то, что знала, и сдаваться не собиралась. Сегодня придет Ефим, и я заставлю его пойти со мной. Во-первых, с ним не так страшно, во-вторых, в темноте все снова станет на свои места.

— Да-а-а, — протянул Петр Игнатьевич, хлопнув себя по колену, — вот времена настали… Раньше при таком происшествии здесь бы не только наше, все областное начальство землю бы нюхало! А теперь? За Огольцами, у рыбхоза, машину расстреляли, «Тойоту» здоровенную, три трупа, так хоть бы что! Глухарь! Этих бы глухарей в леса выпускать, то-то бы дичи было!

Он поднялся, удрученно качая головой, вскочили и мы. Попрощались, участковый обещал сразу сообщить, если объявится Ирка, мы пообещали то же самое.

Оказавшись на улице, мы переглянулись.

— Ну и дела, — развела руками Надька. — Простырь какой-то! Никогда бы не поверила, что он бандит. Или грузчик. Голос тихий, вежливый. Улыбался все время.

Руку мне поцеловал… Что и думать, не знаю. Теперь от каждого угла шарахаться будешь, не то что от человека…

Ну что, куда идем?

— А куда еще, по домам. Вон уж темно почти. Все равно делать нечего, ждать надо.

Подруга кивнула, и мы не торопясь побрели вдоль резных палисадников, щедро украшенных сверху раскидистыми яблоневыми ветвями.

— Стаська, а вдруг этот Простырь к Юрке приехал?

Может, он его знал?

— Откуда? Юрка из Москвы, Простырь местный.

Я вот что подумала: может, он приехал из-за ресторанной заварушки? Разбираться?

— Чего с Юркой разбираться, его там вообще не было.

— Ирка была.

— Ерунда. Если и был резон кому набить морду, так это Ефиму. Дверь расколотил, джип изуродовал…

Чтобы сократить путь, мы свернули на боковую тропинку между заборами, обогнули участок и вышли на Знахарскую, маленькую кривенькую улицу, идущую до самой окраины, и, перейдя дорогу, попали в длинный проулок, огороженный с двух сторон заборами. В ту же секунду дорогу сзади нас перегородили грязные «Жигули», а на другом конце проулка возникла в просвете темная мужская фигура.

— Мама! — четко произнесла Надька, и за спиной раздалось шипящее:

— Заткни пасть, шалава, не то ноги вырву…

Надька, так же как и я, к своим конечностям относилась с трепетом и любовью, поэтому мы не издали больше ни единого звука, до тех самых пор, пока не услышали:

— Кого спрашиваю, оглохли, что ли?