Вредность не порок

Он потащил меня в комнату. Проморгавшись, я и в самом деле увидела, что в комнате порядок, все на своих местах. Вечно у меня голова не тем занята, люди в магазин уходят, все окна проверят, а я уехала почти на месяц… Так, а когда я последний раз здесь была? Я усмехнулась. Как раз в тот самый день, когда на пляже с Ефимом.., как бы это назвать? Познакомились, пожалуй, не подходит. Я ездила в школу и зашла, чтобы полить кактус… Точно… Открывала я форточку или нет? Ей-богу, под пытками и то не вспомню…

— Ты уж в следующий раз проверяй окна, когда уезжаешь! — услышала я продолжение своих мыслей и улыбнулась.

— Рассвело уже, — глянула я в окошко, — в самый раз успели… Ладно, я в душ, чур, первая! Ты пока одежду сними, — тут Ефим глянул на меня лукаво и приподнял бровь. Я смутилась и торопливо добавила:

— Я тебе халат дам, а вещи потом постираем…

После чего живо удалилась из комнаты. И не надо на меня так смотреть. Пока я разыскивала свой любимый махровый халат, Ефим неторопливо прогуливался, внимательно разглядывая квартиру, потом протянул:

— Неплохо училки живут…

Я не виновата…

— На, — я протянула ему ярко-красный халат в желтых цветочках, — больше на тебя ничего не налезет…

— Может, тогда ничего не надо надевать? — скорчил он невинную рожу, я хрюкнула, подхватила свои чистые вещи и рванула в ванную.

Несколько секунд я стояла, напряженно разглядывая задвижку на двери, потом решительно протянула руку и защелкнула замок. Через мгновение дверь слабо дернулась — Ефим испытывал удачу. За дверью послышался вздох разочарования, я беззвучно рассмеялась, прикрыв рот ладонью. В течение следующих двадцати минут я позабыла обо всем на свете. Я и не подозревала, какое это блаженство — стоять под горячим душем после того, как ты битых три часа валялась в холодной мокрой глине.

Может, и есть что-нибудь лучше, но мне об этом ничего не известно.

— Иди, — объявила я, появляясь в дверях кухни, — твоя очередь…

После чего я заткнулась и стала застенчиво косить в сторону. Ефим сидел на табуретке в позе роденовского мыслителя, а из одежды я в первый момент разглядела только сигарету. Грязные вещи кучей лежали возле двери, я напрягла зрение, но нижнего белья там вроде не обнаружила. Это меня ободрило, и я громко повторила:

— Можешь идти мыться, ванная свободна!

Ефим встрепенулся:

— Что?

Тут я разглядела, что трусы его находятся там, где и положено, и совсем успокоилась.

— Ты уже все? Хорошо… Только не шуми, пожалуйста, не надо внимание привлекать…

Он поднялся и шагнул к двери, перед моими глазами мелькнуло воспоминание о неповторимом проходе Ефима по пляжу, и щеки вспыхнули. Он дрогнул краешком губ и протянул ко мне руки, чтобы обнять. Но я попятилась, опуская глаза, вместе со сладким волнением воспоминание о пляже всколыхнуло в сердце странную неприязнь. Ефим усмехнулся и, поймав мое лицо в ладони, поцеловал в нос:

— Не грусти, малышка…

После чего проследовал в ванную. Оглянувшись вслед, я заметила на его икрах глубокие царапины. Склонив голову, я задумалась и прошептала:

— Где же ты так?

Пока любимый плескался под душем, я собирала на стол, благо бакалейных запасов у меня хватало. Обнаружив в недрах почти пустого холодильника давно потерянную банку тушенки, я без колебаний водрузила на плиту кастрюлю для варки макарон, так что к тому моменту, когда Ефим вымылся, кухня распространяла просто волшебные запахи. Они заставляли меня беспрестанно сглатывать голодную слюну и в ожидании окончания процесса доводить сервировку стола до совершенства.

— Ого, малышка, да ты у нас еще и прекрасная хозяйка! — воскликнул этот милый парень, направляясь прямым ходом к столу. — А запах!

Я собралась застенчиво улыбнуться в ответ на похвалу, но, увидев Ефима в своем красненьком халатике, который едва спускался ниже бедер, а на груди не сошелся вовсе, охнула и покатилась со смеху.

— Тихо ты! — шепотом рявкнул Ефим, шустро подскакивая и затыкая мне рот. — Сказал же, никакого шума!

Конечно, я замерла, прошло несколько мгновений, мы молча смотрели друг другу в глаза. Он медленно убрал от моего рта руку, потом легонько потянул к себе.

Глаза его переливались, словно застывшие звездные брызги, ни у кого я не видела таких красивых глаз, сердце дрогнуло, и все вокруг закружилось в бешеном вальсе вокруг неземных мерцающих озер…

Не знаю, сколько времени прошло, но я вдруг обнаружила, что сижу на кухонном столе и на рубашке моей расстегнуто совершенно неприличное количество пуговиц. Ефим навис надо мной глыбой, красненького халатика на нем не видно вовсе, а я поняла, что мне просто необходимо о чем-нибудь поговорить.

— Ой, — пискнула я, задыхаясь, — макароны совсем остыли!

— Угу… — отозвался Ефим, вплотную занявшись пуговицей на моих джинсах.

— Ой, совсем остыли… — Я судорожно забарахталась на столе, хорошо понимая, что под таким напором никакая пуговица долго не продержится.

Ответом было согласное на все «ага!», и я почти ударилась в панику, однако тут меня что-то отвлекло, я насторожилась. Потянув воздух носом, извернулась и оглянулась на плиту.

— Мамочки! — заорала я. — Горим!