Времена

– Видите ли, господин Краузе, – ухмыльнулся Витцман, – местные крестьяне меня не волнуют, не конкуренты. Они работают только на себя, а рабочих я нанимаю издалека. Всё-таки это коммерция и моё зерно лучше, здоровее, доставляется на рынок раньше, а потому и дороже.

– Да полно вам, Соломон! Ваши коммерческие секреты я не собираюсь сообщать конкурентам. А если дороже, то и нам выгода!

– Да, конечно. Это и в ваших интересах. Смотрите, если я высеваю рожь в начале октября, то получаю самые высокие результаты сбора и обмолота. Но это только если наши серозёмы насыщенны. Поэтому на песчаной почве я высеваю на неделю-полторы раньше. Важна и плотность высева, разумеется, и среднегодовое количество осадков. Таким образом удаётся собрать с каждого гектара шестьдесят центнеров, причём мы начинаем с конца июля и в непрерывном темпе завершаем со всеми зерновыми и участками в первой декаде августа. То есть преимущественно без помех осадков.

– Я так понимаю, соответственно вы работаете с пшеницей, ячменём и овсом.

– Разумеется. Но есть ещё и промышленный картофель, свёкла. Эти могут ждать. Остальное выращиваем для себя и для скота.

– Ведь этого не было в те тяжёлые годы?

– Да, в книгах не прочитаешь. Всё даётся опытом и экспериментом. Тогда я не мог рисковать, будучи управляющим.

– Что ж, Соломон, вне зависимости от нынешнего политического мракобесия – а я вас понимаю – вы, извините, невольно создаёте проблемы и нам. С вами было так надёжно!

Краузе задумался. Минуту молчал.

– Мама была склона вернуться, я нет. Но мне ясно, что сами мы без управляющего не справимся. Где найдёшь такого, как вы? Всё равно что покупать кота в мешке. Будем имение продавать, конъюнктура сейчас не как в двадцатых годах, – и, немного подумав, добавил. – Наверно. Сроки отъезда у вас конкретные?

Витцман неопределённо покачал головой.

– Я, собственно, приехал узнать у вас, – спохватился Бернхард, – может быть всё-таки останетесь? Здесь деревня, спокойно. Вряд ли сюда доберутся новые господа. А мы готовы снизить вам и арендную плату.

– Увы, Берни, это соль на рану, – взволновался Витцман. – Разрешите вас так называть! Вы ведь на моих глазах выросли. Я запросил родственника, он живёт в Веллингтоне и очень ждёт нас. Но дело даже не в родственных узах. Я не строю себе никаких политических иллюзий. Знаете ли – такой трезвый крестьянский рассудок. Могу обещать вам, если обстоятельства позволят, постараюсь подобрать и рекомендовать вам управляющего. Связи пока сохранились.

На том и порешили.

В имении Краузе оставался ещё двое суток и, как в калейдоскопе, в его голове всплывали пёстрыми клочьями картины детства и юности без какой-либо внутренней связи, взаимопричинности, единого стержня, подобно тому как не чувствовал он какой-либо генеалогической связи в своём дворянстве, обязательных к исполнению традиций или неукоснительных запретов.

«Тридцать три года моей жизни, – думал он, – и жизни страны. Что за судьба у неё! Такое короткое время для общества, для государства – и столько страданий!»

Отец обожал обоих Вильгельмов и особенно канцлера Бисмарка, которого считал самым выдающимся человеком всей германоязычной зоны, но в политическом смещении в сторону парламентской монархии видел начало катастрофы. «Нет единой немецкой нации, – говорил он, – нам для единства нужен монарх, поэтому конституционная монархия с допустимыми демократическими и парламентскими чертами для нас достаточна». Бернхард вздохнул. Что бы сказал отец, не погибни он в Первой мировой, когда бы дожил до Веймарской республики? Экономическое положение земельной знати становилось просто угрожающим.

Он хорошо помнил будучи уже молодым человеком, как в начале двадцатых, прицениваясь к имению, к ним нередко захаживали земельные спекулянты, которые умело пользовались отчаянием и растерянностью людей. Крестьян они обводили вокруг пальца, размахивая перед их носом пачками ассигнаций. «Да можете оставаться в хозяйстве, – говорили они, – работайте дальше, производите, ни гроша с вас не спросим! Вот вам деньги, накормите детей. Только всего-навсего собственник вашего двора сменится. Были вы, стали мы. Всё остальное по-прежнему». И что же? Скупали деревнями и превращали коренных крестьян в наёмных батраков.

«Витцман обмануть нас не дал, потому и выжили, – сделал он для себя вывод. – Да-да… Теперь, конечно, другая ситуация… И эти коричневые… До добра они нас не доведут».

Так хотелось пройтись по любимым местам! Воображение восстанавливало картины детства: его любимую пещеру в высокой долине Пёттчер, где он прятал свои сокровища; зелёные луга гряды Ит, где деревенские мальчишки-пастушки пасли коров; и удивительный природный комплекс естественного леса Заубринк-Оберберга, который принадлежал общине Зальцхеммендорф и находился совсем близко от их имения. Свои первые детские ощущения он получал здесь.