Шахтеры слезли с грузовика. Когда пожарный спрыгивал с машины, бечевка, которой он подвязал рясу под шинелью, лопнула — и черная ряса расправилась почти до самой земли. Шахтеры так и покатились со смеху, а пожарного назвали «вашим преподобием». В этот момент мимо церкви как раз проходил сельский судья. Увидев поповскую рясу на одном из приехавших, он испуганно улыбнулся. Осмотревшись по сторонам, он кивнул в сторону наряженного попом пожарного и сказал: «Какие вы предусмотрительные, товарищи, привезли с собой даже священника! А то священник, который обычно приходит к нам из соседнего села, заболел и уже две недели не встает с постели. Теперь перед началом вашего представления наши верующие смогут прослушать обедню».
В этот момент в зале включили свет. Тако, кусая губы, слушал выступления шахтеров. «Я, конечно, мог бы и иначе все это рассказать, — думал он. — Но выступления шахтеров свидетельствуют о том, что подозрения товарищей из центра не были беспочвенными».
Что-то записав в свой блокнот, Тако попросил еще раз предоставить ему слово.
— Это вам так не пройдет! — угрожающим голосом сказал Тако. — Вместо того чтобы признать критику партии, вы ведете себя отнюдь не так, как подобает коммунистам.
— Поживем — увидим! — выкрикнул из зала кто-то.
Шахтеры одобряюще зашумели.
Матэ встал, бросив взгляд на Тако. У него было такое чувство, будто весь дом рушится и единственное спасение только в том, чтобы своим телом поддержать падающие балки. Лицо Матэ было бледно.
— Такой случай с пожарным у нас действительно был, — сказал он. — Товарищи, присутствовавшие при этом, поняли свою ошибку. Однако я никак не могу согласиться с тем, чтобы шахтеров, вместе с которыми я в течение долгих лет спускаюсь под землю и работаю там, товарищей, которые после нелегкой трудовой недели садятся в грузовик и каждое воскресенье едут в село, чтобы помочь крестьянам, обзывали политическими авантюристами!
Слова Матэ потонули в громе аплодисментов. Несколько человек что-то выкрикнули, остальные молча ждали, что будет дальше. Взгляды всех были устремлены на Тако, который, нахмурив лоб, оглядывал ряды шахтеров, словно разыскивая среди них кого-то, на самом же деле он смотрел в зал невидящим взглядом.
— Шахтеры не жалеют на такие поездки своего свободного времени, — продолжал Матэ, все более воодушевляясь, чувствуя поддержку зала, — никто из них не считает это жертвой, потому что они коммунисты! Еду с собой они берут свою. А за три года у нас всего-навсего было лишь два случая, когда товарищи заглядывали на дно стакана. Мы исключили их из бригады, хотя я и сейчас не могу назвать их пьяницами! Сельские богатеи и бывшие крупные землевладельцы действительно смотрят на нас недобрыми глазами. Может быть, именно они-то и жалуются на нас в центр, так как в их глазах мы всегда были политическими авантюристами.
Случай с пожарным был, не отрицаю. Но я не могу сказать, что такие случаи часты. Больше того! Мне кажется, крестьяне относятся к шахтерам с уважением, а не ругают нас, как это было сейчас. От имени всех здесь собравшихся я хочу сказать: очень плохо, что представитель партии из центра так оценивает нас и нашу работу! Я лично, несмотря на это, благодарю вас, товарищи шахтеры, за ваш труд, даже если отдельным лицам это и не нравится! — Загремели аплодисменты, послышались радостные возгласы.
Тако написал на обложке своего блокнота: «Прошу слова!» — и пододвинул блокнот Матэ.
Матэ взглянул на блокнот и тихо сказал, хотя внутри у него клокотало от негодования:
— Вы уже выступали, сейчас моя очередь.
Он поднял руку, чтобы успокоить зал.
— Товарищи! Споем «Интернационал»! — предложил он.
Зал дружно запел. Когда собрание закончилось, шахтеры группами останавливались в коридоре с полуоблупившейся штукатуркой и в воротах, о чем-то тихо разговаривая.
— Пошли с нами! И вы тоже идите с нами! — доносились временами чьи-то восклицания.
Несколько шахтеров, шедших по улице, видимо не без умысла, вклинились между Матэ и Тако. Говорили сначала о заработках, потом вдруг вспомнили, каким паршивым вином угощали их в деревнях. Вскоре, исчерпав тему разговора, они поотстали. Двое шахтеров, шедших последними, остановились у конторы кинопроката, стена которой была сплошь обклеена афишами. На плечах у каждого был накинут ватник, вид у них был странный. Они не сошли с места до тех пор, пока Матэ и Тако не скрылись вдали.
Матэ и Тако шли по шумной улице. Оба молчали, но каждый понимал, что идти врозь просто смешно.
«Что бы ни случилось, я его не брошу», — думал Матэ, анализируя все, что произошло.
Пытался разобраться в происшедшем и Тако. Идя по улице, он думал о том, что, прежде чем сообщить о случившемся начальству, нужно задать Матэ хорошую головомойку. Делать это в грубой форме ему не хотелось, и он теперь ломал себе голову, как это сделать. Молчание затянулось, и Тако злился на себя за это.
— У вас здесь настоящая анархия! Я вынужден сообщить об этом в центр! — наконец нервно выговорил он.