– Я понимаю… догадываюсь, что, кажется, наша встреча стала для вас неожиданностью, Илья. Да и мы с супругой, что скрывать, тоже несколько… удивлены… выбором Маечки. Но вы же взрослый человек и должны понимать, что я не могу не задать вопрос, – он стал крутить в руках ножку бокала, – о ваших намерениях относительно нашей дочери.
Илья молчал. И тоже начал крутить фужер. Он отлично понимал этого очень немолодого человека. Его чувства, его растерянность. Майя не подготовила родителей к такому спутнику. Наверняка, они ожидали увидеть кого-то, похожего на контрабаса Севу. И еще Илье нравились родители Май. Даже при условии, что орбиты были непересекающимися совершенно.
– У вас один ребенок? – наконец спросил он.
– Единственный и горячо любимый. Это как-то влияет на ваш ответ?
– Нет, не влияет. Наверное, я не должен был спрашивать, но, может, стал лучше что-то понимать.
Илья, наконец, оставил бокал в покое и решил, что вино допивать не будет. Хотя в головной боли, наверное, все же было виновато не оно.
– Мы знакомы с Майей два месяца. И я только… начинаю ее узнавать… Для намерений это слишком мало, как мне кажется. И слишком рано.
Собеседник согласно кивнул головой.
– Серьезный ответ серьезного человека. Что же… я вас понял. Видимо, я должен задавать вопросы не вам. А Майе.
Илья промолчал. Ему нечего было ответить. Он бы хотел что-то пообещать этому человеку, но… где-то там, в его телефоне – куча непринятых вызовов от людей, которые до сих пор сидят на работе, ему завтра в пять утра ехать в аэропорт, Май поступила совершенно безответственно… и Илья молчал.
– А вот и чай! – в дверях появилась мама с подносом, на котором возвышался чайник, рядом стояли тарелка с домашней выпечкой и вазочка с вареньем. – Илюша, вы любите клубничное?
– Люблю.
– Вот и замечательно.
Она говорила все то время, что пили чай, рассказывала про гастроли баса, радовалась, что Маечка так блестяще сдала сессию, и закончила свою речь словами:
– Честно говоря, Илюша, вы нас очень удивили. Мы ожидали увидеть музыканта. Маечка ведь из музыкальной среды и как-то никогда не было сомнений…
– Вы и насчет пианино не сомневались… – пробурчала сидевшая рядом Майя, начав грызть печенье. Она совсем сникла.
А Илья вдруг почувствовал, как помимо воли дрогнули в полуулыбке губы:
– Ее призвание скрипка. Пианино с собой носить невозможно, а со скрипкой получится устроить концерт в любом месте.
Губы Май приподнялись в ответной полуулыбке.
После чая в тесном коридоре прощались шумно и неловко.
Михаил Львович тряс правую руку гостя, всовывая в левую бумажку с номером телефона «на всякий случай, мало ли что».
Мама желала «Илюше» спокойной ночи и предлагала заглядывать на чай. Илья ответил благодарностью и комплиментом за очень вкусный ужин.
Молчаливая Май стояла немного в стороне. Смотрела глазами виноватого олененка. Он посмотрел в ответ. Внимательно. А потом сказал:
– До свидания, Майя.
– До встречи, Илья, – тихо донеслось в ответ.
Он вышел на лестничную клетку, закрыв за собой дверь.
Дверь хлопнула.
– Майя, я хочу с тобой поговорить, – твердо проговорил отец.
– Не сейчас, пап!
– А когда?
– Через пять минут!
Прикрыла за собой дверь в свою комнату, прижалась затылком.
Майя… Майя… как ведро ледяной воды. Как продолжение его взгляда, который она не смогла выдержать.
Она не Майя, она – Май!
Дрожащими пальцами – телефон.
Сообщение ушло. Девушка подняла голову от аппарата.
Окно. Выходит во двор.
Она уткнулась носом в стекло и увидела – сначала вредный «мерседес». А потом мужскую фигуру, идущую нему. Уже подойдя к машине, он достал из кармана телефон, кратко взглянул на экран. И сел в машину. Ответа на сообщение не пришло.
Второе она набрала после того, как автомобиль тронулся с места.
С Севкой такое всегда прокатывало.
– Майя! – раздался стук в дверь. – Пять минут прошло.
Она вдохнула.
– Иду.
А потом был семейный разговор. Много слов, много вопросов. Он порядочный человек, это видно. Но он же тебя старше. Намного старше. Ему сколько? Он не интересуется музыкой. О чем вы разговариваете? И вообще, для тебя сейчас главное – учеба. Майя кивала и не спорила. И только периодически проверяла телефон. Новых сообщений не было.
Она чувствовала себя виноватой перед всеми. Перед родителями – своими замечательными, добрыми и мягкими родителями, которые обожали ее. Но ей подумалось, что в его глазах они выглядели нелепыми и смешными недотепами – несмотря на то, что гость был предельно корректен. И папа – милый, самый лучший на свете, все о музыке знающий папа, которого Майя просто боготворила, показался вдруг особенно старым на фоне Ильи. Июля.
А Июль… как странно он смотрелся в их квартире – которая, конечно, в его присутствии стала еще меньше. И скромнее. И он смотрелся у них дома не странно, нет, не то слово.
Чужеродно.