Времена года

Кричала с отчаянием. Словно била в закрытую дверь. И он подхватил ее на руки. И вынес из ванной.

– Докажи, докажи, докажи, – шептала Май всю дорогу до спальни, уткнувшись ему в грудь.

И потом, когда он положил ее на кровать, и потом, когда освобождал от одежды, и потом, когда целовал, – она, как заговоренная, шептала ему в губы: «Кто я для тебя?»

Целый мир. Наполненный красками, звуками, теплом и смехом. Мир, который он берег. От всех. Потому что знал, как могут исчезать миры. И он не мог позволить себе потерять этот.

Докажи.

И губы скользят по шее, вниз, к груди. Задерживаются на сосках. И дальше. К животу.

Докажи.

Ты хочешь стать совсем взрослой, девочка? Я согласен.

И ниже. Еще ниже.

Она уже не просила. Вцепилась пальцами в простынь и издала звук. Вздох. Который рождался где-то внутри нее, в самом низу живота, прямо под его губами. Вздох, переходящий в стон. Глубокий. Женский.

Такой он услышал впервые. От нее – впервые.

А дальше – все. Кто-то сорвал стоп-кран. И стало нельзя остановиться. Только ее тело под его руками, только ее голос, только она. Илья чувствовал ее, чувствовал всю, как гончар чувствует пальцами глину, раскручивая круг и создавая удивительные сосуды. Так и он. Ощущал ее. Полностью. Отзывавшуюся на каждое прикосновение. Когда она стала такой? Когда превратилась из застенчивой девочки в женщину? Когда он успел сделать ее такой? Вылепить. Илья не знал. Но слушал, слышал и шел за ней. И вдруг – на самом своем пике Май выдохнула:

– Еще…

Что было потом, он не помнил. Только пульс грохотом в висках и дальше-дальше-дальше. Дальше! За ней. За Май. Пока не узнал свой собственный голос, соединенный с ее… Вспышка.

Илья возвращался медленно. Отрезвляла тишина. Он больше ничего не слышал. Потихоньку пришло осознание. Что он лежит на Май, придавив ее своим телом. Что он не просто на ней – он в ней. И, возможно, только что сделал ребенка. И еще, с учетом того, что полностью утратил контроль, наверняка причинил боль.

Илья осторожно приподнялся, освободив Май от себя, и внимательно стал смотреть на ее лицо с закрытыми глазами.

Он не знал, как это все получилось. Он должен быть аккуратнее, нежнее. Должен. Разве можно так с девочкой? Че-е-ерт!

– Май, я не сделал тебе больно?

– Сделал.

Там, в груди, вдруг не стало воздуха. И голос подвел.

– Посмотри на меня, – сказал глухо.

Она открыла глаза – встретила его взгляд. И он увидел, что взгляд этот еще затуманенный, Майя не пришла в себя. Только оплела ногами крепче, словно Илья куда-то собрался уйти.

Куда ему идти? Он искал на лице Май отпечаток боли, а она продолжила:

– Когда любишь, всегда немного больно.

И воздуха не стало снова. И он молчал. Смотрел на нее и молчал, а потом все же выговорил:

– Повтори.

– Что именно тебе повторить? – Май обняла его лицо руками.

Они так и смотрели друг на друга, не расцепляясь. Смотрели и молчали. Он не мог заставить себя ее отпустить, а она держалась руками и ногами, словно приклеенная, пока наконец Илья все же не перевернулся на спину и Май не оказалась на нем. Он гладил ее волосы и целовал в макушку, и через некоторое время Майя заснула. Как ребенок. Тихо и сладко.

Илья лежал, чувствуя на себе ее тяжесть, обнимал и вспоминал весь вечер. С самого начала. С самого своего прихода домой. И в какой-то момент стало казаться, что он понимает причину произошедшего. Ее попытку сказать важное. Вот так. Неумело. Болезненно. Безоглядно.

Маленькая Май, какая же ты отчаянная.

Он поможет. Обязательно.

* * *

Она проснулась. И словно бы нет. Волшебная дрема… истома… что-то теплое и восхитительное не отпускало. И спустя несколько секунд с закрытыми глазами Майя вспомнила – что.

Весь вчерашний вечер стремительно развернулся перед глазами. Нелепая попытка соблазнения. Истерика. Вела себя – дура дурой. Но, вопреки всему, получила награду.

Майя резко распахнула глаза. Постель пуста. Рядом нет того, кто вчера был так близко. Так близко, как никогда.

Не жалел. Не щадил. Не учил. Не показывал. А на равных. Бешеным стуком сердца, дрожащими пальцами, хриплым дыханием. Интимными, взрослыми и бесстыдными ласками – уже не спрашивая ее разрешения, а беря свое. Отдавая свое.

А ее куда-то несло вчера – вверх и вверх, за вершиной другая вершина. И все еще мало. Еще. Еще, пожалуйста.

А там, за «еще», – вообще уже космос. В котором только они вдвоем, но как единое целое. И финальным аккордом после крещендо – его стон. Никогда не стонал. В первый раз.

Идеальный стон цвета тяжелого литого золота.

Звуки за дверью спальни заставили Майю вынырнуть из омута сладких воспоминаний. Женский голос что-то спросил, мужской – ответил. Уже пришла Елена Дмитриевна! А Июль наверняка почти собрался на работу. Она торопливо отбросила одеяло в сторону. Вся ее вчерашняя одежда, аккуратно сложенная, лежала на тумбочке с ее стороны. Вся одежда, включая сброшенные вчера стринги. И Майя точно знала, что эта стопка одежды не Елены Дмитриевны рук дело.

Так, надо быстрее вставать, достать из шкафа джинсы, футболку, нормальные человеческие трусы и одеться.