Vremena goda

– Это хорошо, – сказал Эмэн и встал, и вышел в коридор, и дошел до угла, и увидел там непорядок.

Что-то симулякры сегодня разбуянились, повадились нарушать раз и навсегда установленные правила.

Навстречу Эмэну шел симулякр, которого Эмэн назначил самым главным халатом во всем Замке. Главному Халату полагалось ходить важно, гонять других халатов, а симулякрам-нехалатам улыбаться, брать их под локоть.

Но Главный Халат был нынче неправильный. Неаккуратный, с красными глазами, с растрепанной прической, и самое возмутительное – ему здесь появляться не полагалось! Он никогда этого не делал!

– Ты что это? – строго сказал распоясавшемуся видению Эмэн. – Эмэн придумал, что ты к Ресничке никогда не приближаешься, а ты взял и нарушил. Посмотрел Эмэн и сказал: «Это нехорошо».

Заглянуть в бездну

– Что нехорошо? – спросил Люк, пораженный тем, что аутист к нему обратился и проговорил нечто членораздельное.

Но человек с лицом пожилого мальчика и походкой робота прошествовал мимо, недовольно качая головой и что-то бормоча.

Люк крикнул вслед:

– Что нехорошо, Эмэн?

Ответа не последовало.

Аутизм – явление загадочное, медициной оно еще до конца не изучено. Разнообразие проявлений этой болезни безгранично, двух аутистов с полностью идентичной симптоматикой не существует, а в большинстве случаев диагноз ставят со знаком вопроса, исходя из некоего набора характерных особенностей: склонности к ритуальному поведению, слабости эмоциональных связей, нарушениям абстрактного мышления, проблемам самоидентификации (многие пациенты до конца жизни говорят о себе исключительно в третьем лице). Некоторые исследователи даже утверждают, что аутизм и не болезнь вовсе, это обозначение некоего особого подвида Homo sapiens.

Но сегодня ломать голову над нетипичным поведением Эмэна было совершенно невозможно, голова у Люка и так была в некондиционном состоянии. Поэтому останавливать аутиста и пытаться его расшевелить Шарпантье не стал, а вместо этого потер лоб и вытер с него неприятно холодную испарину.

Он и сам сегодня вел себя странно, в нарушение всех обыкновений. Чего стоил один этот патологический порыв – навестить Мадам! Главное, зачем? Что он себе хочет продемонстрировать, что доказать? Черт знает. Но вдруг неудержимо потянуло подняться на третий этаж и войти в палату, которую он столько лет обходил стороной.

Каким-то образом этот импульс был связан с двумя ударами, которые обрушились на психику один за другим.

Профессиональная привычка анализировать мотивации подсознания заставила додумать эту мысль до конца, хоть ноющая с похмелья голова и пыталась бастовать.

Два болезненных удара при кажущейся несхожести пришлись в одну и ту же чувствительную точку, потому что оба по-своему знаменовали победу Смерти и постыдное фиаско Жизни. Это был двойной толчок к краю пропасти, от которой всё равно никуда не деться. Отсюда, вероятно, и возникла спонтанная потребность перевеситься через край и заглянуть в бездну.

Оставался непонятен внутренний резон. То ли это мазохистское желание упиться страхом, то ли попытка его преодолеть. Так или иначе, сопротивляться внутреннему чувству не следует, это может лишь усугубить стресс, вызванный двумя последовательными потрясениями.

Второе из них, самое свежее, случившееся несколько минут назад, произвело такой сильный эффект еще и потому, что психика и так уже находилась в травмированном состоянии после вчерашнего инцидента.

Плюс воздействие похмельного синдрома.

Смерть гостя, а тем более пациента в резиденции – не бог весть какое событие. Можно сказать, обычная вещь. Такое уж это место. Никто особенно не впечатляется: персонал – по профессиональной привычке, контингент – потому что старые люди вообще относятся к смерти довольно спокойно. Тело и душа у них потихоньку готовятся к неизбежному концу, и когда кто-то из окружающих отправляется в мир иной, старики провожают покойника заинтересованным, но довольно спокойным взглядом. Некоторые даже испытывают своего рода гордость: вот, мол, я еще одного пережил, а он (или она) моложе меня.

Уж эта-то кончина точно потрясла одного только директора, а всех остальных нисколько не опечалила.

Но Люк после событий вчерашнего вечера ощущал себя несчастным, никчемным, уязвимым. И сегодняшняя новость доконала его окончательно.

Жизнь – это соединение мужского начала с женским. Люк эту истину чувствовал с детства, а потом, став взрослым, научился ее понимать.

Всё, что находится вне пределов слияния Инь и Ян, не вдохновлено этим мощным ароматом, лишено смысла и пахнет трупом. Всякое дело, которое мужчины затевают без женщин (война, грабеж, тюрьма, сухая наука), так или иначе ведет на территорию Смерти.

Люк любил жизнь и любил женщин. Насколько мужчина квадратен, прозаичен, некрасив, груб, настолько женщина пластична, поэтична, прекрасна и нежна. В каждой из них, даже самой неуклюжей и вульгарной, обязательно есть что-то волшебное, просто разглядеть это дано не всякому. Люку Шарпантье этот дар достался от природы.