Vremena goda

На следующую ночь – снова сон, не особенно страшный, но странный. Будто сидят они с Мадам в креслах, ведут светский разговор, и та со смехом заявляет: «Я Старуха-Жизнь, а ты Девушка-Смерть». «Мне кажется, вы перепутали, – неуверенно возразила заторможенная Вера. – Это Смерть – старуха, ну да, с клюкой или с косой». Но Мадам отмела возражение, привела аргумент, показавшийся сонному Вериному разуму неопровержимым: «Ничего подобного! Все говорят: «старо, как жизнь». Я старая, поэтому я – жизнь и буду жить вечно, а ты молодая и поэтому ты скоро умрешь». И снова, по кругу, про то же самое: ты умрешь, и это правильно, а я останусь, и это тоже правильно.

Правда, сны Вере всегда снились странные, с самого детства. Очень подробные, сюжетно и логически выстроенные, с массой деталей. Может быть, из-за аневризмы, а может, на структуру сновидений влияла природная Верина дотошность.

Однако, всю ночь продискутировав с Мадам про жизнь и смерть, Вера пробудилась с твердым убеждением, что нужно как-то нормализовать ситуацию. Соседство с больной старухой явно давит на психику.

И утром, улучив момент, когда в палате не было дежурной сестры, Вера вошла, села рядом с кроватью, взяла больную за вялую, очень легкую руку и стала разговаривать – в порядке психотерапевтического аутотренига.

– Бедная ты бедная, – участливо шептала Вера. – Мне так тебя жалко! Ты самая несчастная на свете! У последнего бедолаги, который всего лишился, по крайней мере есть возможность наложить на себя руки, а ты не можешь даже этого. Ты совсем, совсем одна. Я буду тебя проведывать, по-соседски. Не приходи ко мне больше, я сама буду тебя навещать. Хорошо?

У старухи дрогнуло правое веко. Будто Мадам согласилась или подмигнула. Жуть! Сразу вспомнилась статуя Командора, кивающая дон Гуану. Но Вера как врач объяснила себе: это микроконвульсия, непроизвольное сокращение мышц. Но свое обещание она выполнила и с тех пор заглядывала к соседке почти каждый день.

Исполнила договоренность и Мадам – больше в сны не вторгалась.

Заходя в палату, Вера сначала здоровалась в пустоту, потом шла к окну и смотрела на парк. Вид отсюда был замечательный, единственная точка на всем этаже, откуда в зазор между деревьями просматривалась долина, излучина реки. Неспроста Мадам выбрала для своего кабинета именно эту комнату. Все фотографии и дипломы, развешанные по стенам, Вера давно изучила, а любоваться ландшафтом могла сколько угодно, он ей не надоедал.

Для визитов она старалась выбрать время, когда нет медсестры – чтоб не вступать в праздные разговоры. А вот аутист ей не мешал. Если он и находился в палате, друг на друга внимания они не обращали.

Один раз Вера заглянула к Мадам даже ночью. Не спалось, очень ярко светила луна, на душе было как-то неспокойно, и Вера накинула халат, прошлась по темному коридору, а потом вдруг захотелось посмотреть на парк, долину и реку, залитые лунным светом.

Тихонько прошла мимо кровати, где у изголовья помигивали огоньки датчиков. Встала возле окна – и ахнула от вида звездного неба и подлунного мира. Сзади доносилось дыхание больной – слабое, но ровное. Вера долго стояла так, впитывая красоту и величие жизни. Потом вернулась к себе, легла и сразу уснула. С тех пор, если не спалось и ночь выдавалась звездной, она обязательно наведывалась к Мадам.

Дело было не только в прекрасном обзоре. В ночной тишине возникало отчетливое чувство, что у старого дома есть душа и обитает она именно здесь. Эта комната, в которой светятся огоньки и звучит едва слышное дыхание, является недвижным центром, в котором сосредоточена жизнь замка. А может быть, и чего-то большего.

В резиденции и в парке было множество красивых мест, но, если б Веру спросили, какое самое любимое, она без колебаний назвала бы комнату Мадам. Выбор, мягко говоря, необычный.

* * *

Славу она сюда сегодня привела, однако же, не в каком-то особенном, символическом смысле, а из практических соображений. Он сказал, что прилетел поговорить по важному делу, с глазу на глаз, и нужно, чтоб никто не отвлекал, а времени в обрез. Сесть где-нибудь в парке или, того паче, в замке они не могли, потому что «старики и старухи любопытны, как мухи», и спокойно поговорить не дадут. Отношения стажерки с «кавалером» вызывали у контингента обостренный интерес. По той же причине не могла она отвести его к себе – это вообще произвело бы сенсацию. Вот Вере и пришла в голову отличная идея. К Мадам уж точно никто не сунется, а время обеденное, дежурной в палате не будет.

Они прошествовали через холл, провожаемые любопытными взглядами. Ресторан еще не открылся, но у дверей уже собралось целое общество. Событий в жизни мезона мало, каждый обед и каждый ужин – важное мероприятие. Старушки наряжаются, подкрашиваются, старички тоже прифранчиваются. За полчаса до трапезы перед входом образуется род ассамблеи.