Невесомо коснувшись края пухлых губ, я постаралась отпечатать в памяти любимые черты, жалея, что не посвятила брату целую галерею портретов, с которых он мог так же тепло и открыто смотреть на прохожих своими темными карими глазами в обрамлении пушистых ресниц.
— Ты такой красивый, это просто ужас. Как же мне будет тебя не хватать там у светлых.
— Ты хотя бы сможешь взять с собой рисунки, а у меня ни одного твоего изображения нет.
— Так и быть, сделаю парочку автопортретов, будешь пугать ими впечатлительных юнцов.
Дождавшись улыбки под кончиками пальцев, я быстро чмокнула Ганима в нос и потянулась за очередным блокнотом на забитой эскизами полке.
Предатель
В мой чемодан упаковано
Биение твоего сердца.
Звук его — ориентир,
Ведущий меня к Солнцу.
Слёзы на голой земле
Скроет моей тенью.
Я навек покидаю места,
Где остыло твоё дыханье.
Покидаю, любовь моя,
Чтобы найти тебя
В жизни, что после смерти.
Dead Man's Bones
Несмотря на поздний час, в замке еще продолжались гуляния по случаю зимнего солнцестояния, и народ кутил, с удовольствием разоряя королевские погреба и предрекая стране новый восход с сильным светлым наследником. Из коридоров угасающим эхом доносились чьи-то нетрезвые голоса, невнятно горланя песни и тосты под звяканье прихваченных с банкета бокалов. Стража, обычно хмурая и не терпящая шума, сейчас рассеянно провожала взглядом разбредавшихся гостей, лишь при моем появлении стараясь выпрямиться и дышать через раз, будто это помогло бы скрыть алкогольный душок. Не преминув воспользоваться случаем, я подошел к одному из охранников у королевской гостиной и строго глянул в разрез начищенного шлема.
— Только попробуй уснуть, тут же отправлю на виселицу.
— Можете на меня положиться, мой король.
Удовлетворенно кивнув, я дождался такого же ответа от второго стража и со спокойной душой скрылся в гостиной, чувствуя, как уходят последние силы. День был долгим, чертовски долгим со всей этой мишурой для эльфийских представителей: суматошной подготовкой костюмов, залов, текстов, поздравлений и ритуалами, входящими в обязательную программу праздника. Ноги еле донесли меня до спальни, в голове шумело от вина, глаза слипались, и даже мягкий свет ночников, оставленных для меня в качестве путеводителя, невероятно раздражал. Хотелось поскорее ощутить прохладу шелковой простыни, расслабиться, выдохнуть и насладиться тишиной вдали от прихлебателей, оставшихся в зале.
Закрыв за собой тяжелую дверь покоев, я, чуть пошатываясь, прошел к огромной постели, наполовину прикрытой бело-серебряным балдахином. Ассоциация, вспыхнувшая в сознании, сорвалась с языка прежде, чем мысль была понята мной.
— Ева, ты уже спишь?
Собственный голос прозвучал настолько уверенно, что я еще пару секунд ждал ответа от темноты, сгустившейся под шторами, и лишь затем остатки разума услужливо подсунули мне воспоминания минувшей осени.
Спит. Теперь всегда спит.
Поджав губы, я стянул ненавистный облепивший меня сюртук и комом бросил его на пол, вкладывая в жест всю свою злость и бессилие. Если бы я мог, я бы отправил эту часть своей памяти на эшафот, в огонь, в темницу, да куда угодно, лишь бы бывшая королева перестала терзать меня даже после своей смерти. Я тщетно старался забыть все связанное с ней, но от ее преследования ничего не помогало, убрав все портреты, запретив упоминать и избавившись от всех вещей, я все равно замечал ее присутствие.
Вот в саду мелькнула рыжая копна волос придворной дамы, цвет был и близко не похож на оттенок Евы, но все равно нервировал и выделялся среди прочих. Вот тонкий женский голосок зачитывает знакомый стих и строки, принадлежавшие королеве, будто ее дух решил заговорить через чужое тело. Вот на столе в обед возникла яблочная шарлотка, своим коричным запахом дразня нос и вызывая новый приступ ностальгии. Ева, только Ева просила поваров о простых пирогах с яблоками, она обожала чертовы яблоки и могла половину осени придумывать с ними блюда, а я как дурак сейчас не мог даже смотреть на сладкие плоды. Тошно становилось при одном упоминании, и сейчас…
В порыве гнева на самого себя или болезненные воспоминания я схватил с комода нож для писем и в два шага преодолев расстояние до постели вонзил лезвие в дорогую, тяжелую ткань. Срезать лишнее оказалось не трудно, я быстро справился с задачей и отбросив раздражавший меня балдахин, посмотрел на залитую лунным светом постель. Евы там не было. Евы там и не могло быть, но теперь даже призрака не останется.
Облегченно выдохнув, я убрал нож и упал спиной на кровать, устремив взгляд над собой. Нужно было поспать, отдохнуть, веки и так тяжелы, словно чугун. Уставшее тело отказалось снимать остаток костюма, и я решил, что это и неважно. Важнее был сон, нега, окутавшая меня, словно мягкое одеяло.
— Адам.
Мягкий женский голос раздался совсем рядом.
— Адам.
— Любовь моя.
Я бессознательно пошарил рукой по постели, желая притянуть к себе Еву, уткнуться в ее мягкие локоны и ощутить шелк ее кожи, но не нашел супругу.
— Адам.