Времена грёз (СИ)

Не веря своим глазам, я наблюдала, как комната плавно растворилась, уступая место летнему двору. Старый деревянный домик с белыми резными наличниками, обновленным выкрашенным в травяной цвет крыльцом и террасой, у которой в огромном количестве росли мамины любимые георгины. В нескольких шагах от дома расположился старый папин мангал с многолетним слоем копоти, у забора разросся малинник, кокетливо заглядывающий через штакетины к соседям. Чуть дальше за углом дома должен быть огород с сливами, вишнями и яблонями, особенно яблонями, у мамы на участке их было не меньше десятка. Каждый урожайный год мы всем гостям отдавали лишние плоды пакетами, лишь бы их куда-то день. С другой стороны дома расположилась небольшая пристройка с баней и гаражом, где папа почти бесконечно чинил и пересобирал свой старый мотоцикл. Не то чтобы он любил на нем ездить, скорее это было очередным увлечением, как конструктор, только для взрослых дядь.

Бабуля, прожившая здесь большую часть отведенных ей лет, говорила, что покупали участок в совершенном запустении, все, что здесь росло это старая разросшаяся яблоня, а дом некогда принадлежал какой-то конторе, от которой у меня осталось множество пожелтевших бланков и макулатуры для игр.

Словом — дача. Я видела родной дом так, будто и не уезжала из него никогда и не попала в другой мир. Будто я все еще искусанный слепнями, но счастливый ребенок с тарелкой клубники и стаканом прохладного молока. Видение было столь реальным, что я едва не побежала к двери, чтоб постучать и хоть на секунду увидеть родителей, но вдруг скрипнули половицы, и моя мама сама вышла на террасу, прямиком с летней кухни. Сев на старые дачные качели, она раскрыла очередной томик Дюма и погрузилась в чтение. Кудрявые седые волосы трепал легкий ветер, из кармана любимого халата в цветочек торчали пара пакетиков с семенами. Серьезные серые глаза внимательно следили за строчками.

— Люб, может ну его этот мотокультиватор? Закажем соседу грядки вспахать, он все равно калымить собирался, а из города сюда доставка конских денег стоит.

Папа, все такой же высокий и сильный, вышел на террасу, держа в руках свою любимую кружку чая с знаком зодиака, и, сев рядом с мамой, заглянул в ее книгу.

— Лёнь, мы каждый год кого-то просим, пора бы и самим позаботиться об этом. Вдруг в этом году сосед в запой уйдет, вот что мы тогда делать будем? Куда бежать?

— Ой да не запьет, а если запьет, так его не долго и в чувство привести, придём с мужиками, встряхнем за грудки, да работать отправим, ему ж все равно мелкую в школу собирать-одевать надо. Светку подключим, она мужа быстро в чувство приведет.

— Ох, опять на ней все держится.

Смотря на них, я безвольно сидела на полу, чувствуя, как внутри все сжалось от желания подойти к ним и обнять как раньше. По щекам ручьем текли слезы, периодически закрывая от меня видение, и лишь тогда я дрожащими руками неловко убрала их с глаз, чтобы не мешали мне наблюдать за открывшимся действом. Затаив дыхание, я боялась даже лишний раз всхлипнуть и пропустить хотя бы часть их повседневного диалога о грядках, погоде, ценах и планах на ближайшее время. Почему-то сейчас это показалось таким важным, что я бы целыми днями слушала их разговор, запоминая каждое слово, но масло в лампе кончилось, видение дрогнуло и вновь погрузило комнату в темноту, оставив меня наедине с растревоженной памятью и болью в груди. Тем не менее торговец мне не соврал, я была счастлива, я даже не представляла, насколько сильно хотела увидеть родителей, но знала наверняка, подобного чуда со мной уже не случится, даже если я подниму на уши весь рынок.

Дополнительная глава. Злой рок

За моей спиной послышались неприятные шепотки. Знакомые и уже набившие оскомину голоса вновь принялись обсуждать мое появление на рынке.

— Прячь молоко, а то это дрянь ведьминская сглазит.

— Ты посмотри, как наглости хватило появиться здесь?

— Поди новую жертву ищет, проклянет ведь, тварь такая.

Не выдержав, я обернулась и глянула на прилавок, где собрались несколько женщин. Пара из них пугливо попрятали крынки, накрепко закрывая их и стараясь скрыться с моих глаз, еще одна девчонка поспешно отпрыгнула к своей стойке, и только зачинщица разговора, осталась стоять передо мной, гордо вздернув подбородок. Уже немолодая, несчастливая и ядовитая, словно гадюка, она, кажется, все силы тратила на ненависть ко мне, собрав возле себя внушаемых и доверчивых поклонниц.

— Я никогда и никого не проклинала, но с тебя могу начать Еся.

— Есислава! Не смей коверкать мое имя, ведьмино отродье, да язык свой паршивый прибереги, уж я-то знаю, что ты мать мою прокляла и моего старшего брата сгубила.

— Ах ну да, точно. Это же я заставляла твоего батюшку руки распускать. Прям денно и нощно сидела у него на плечах да в левое ухо шептала, чтобы он любимую свою женку по пьяни бил.

— Сглазила его! И плод матери отравила!

— А ведь я даже говорила, как можно было его спасти.

— Не предсказания ты несешь, а только мор и горе в семьи.