Боль и неприятное жжение разбудили меня утром раньше, чем окончательно встало солнце и на пороге спальни появилась горничная. Пальцы гадко царапнули кожу, их коснулась влага и легкое онемение, как при сильной аллергии. По телу прокатилась волна мурашек и зуд, мучавший меня всю ночь, окончательно выкинул из дремы.
— Как чешется…
Рука мгновенно дернулась к уже припухшей и покрасневшей ключице. Жжение на этом месте усилилось, в нетерпении я провела ногтями по покрытой пупырышками коже, но крохотную долю удовольствия от чесотки потопила в себе отвратительная боль и саднящее ощущение как от свежего синяка. Пальцы вновь коснулись влаги. Оторвавшись я заметила на них засохшую и еще мокрую кровь.
Зуд не прекращался.
— Боги, да за что мне это.
Вскочив с постели, я пробежала через всю спальню к зеркалу, где в отражении увидела не меньше трех таких расчесов. Всё тело словно одели в грубый шерстяной комбинезон, который беспрестанно кололся и щекотал, вызывая адское раздражение. Я не чувствовала себя человеком, невыспавшийся мозг плохо обрабатывал информацию. Я стояла посередь комнаты и не могла даже просто опустить руки, убрать их от себя как страшное оружие, позволить себе включить голову хоть на секунду и унять болезненный зудеж.
Сотни, тысячи муравьев, мелких жуков и многопалых пауков бегали по мне, тревожили, нервировали и буквально сводили с ума. Они опутали меня в свои тонкие щекочущие сети, оставили множество следов от своих ног, позволили себе задержаться на коже и, перебирая лапками, танцевали только им известный танец, в такт которому мои ногти впивались в плоть, норовя вырвать ее в надежде хотя бы на миг покоя.
В ванную Софи, в ванную!
Я повиновалась, послушно поплелась в соседнюю комнату и как была, в белье и в сорочке, встала под холодную, удивительно приятную струю душа, в мгновение ока смывшую с меня и кровь, и невидимых насекомых, и самое главное лихорадочный зуд. В первые секунды этого блаженного, ничем не замутненного, истинного счастья, я даже не поняла, что собственно произошло. В кабинке, омываемая самой благостной и священной в мире влагой, я ощущала себя словно заново родившейся и настолько довольной жизнью, что в пору было наконец-то ее закончить. На звонкой чистой ноте.
Но в спальне отчетливо хлопнула дверь, звук чьих-то шагов привел меня в чувство. Неохотно повернув вентиль, я повязала поверх мокрой одежды полотенце и вышла к горничной. Лара как всегда шумно расставляла завтрак, но увидев меня, замерла, с занесенной над подносом сахарницей.
— Г-госпожа…
— Это похоже на аллергию или, может, болезнь.
Прикрыв рот, девушка не глядя поставила вазочку на стол и сделала шаг назад, разглядывая то немногое, но красноречивое, что не скрывало полотенце.
— Я не… знаю…
— Кажется, я испачкала постель, заменишь белье?
— Да, конечно.
Забыв про посуду, Лара бросилась к кровати, быстро стягивая простыню и пододеяльник. Она выглядела испуганной, в глазах явно читался ужас, но руки всё так же аккуратно и крайне отточено порхали над тканью, словно боясь ее лишний раз задеть.
Посмотрев еще раз в зеркало, я поморщилась от собственного отражения, стараясь не думать о том, как для придворных будут выглядеть полупрозрачные следы засосов и расчесов. Моё тело было словно поле боя, где в неравной схватке сражались похоть и кожные заболевания.
Подхватив скомканное белье, горничная остановилась у дверей и вновь повернулась ко мне.
— Вам бы к доктору. Возможно, это не все проблемы, с которыми вы могли столкнуться.
— Это ты на что намекаешь?
— Ни на что. Просто… ну… после некоторых связей последствия могут быть не только…
Не веря своим ушам, я позволила себе повысить голос.
— Каких связей?!
— Вы сами понимаете…
— Не-ет, ну-ка расскажи мне, что это за связи такие.
— Простите, не следовало это упоминать.
Лара, словно напуганная мышь, хотела было развернуться к выходу, но я успела подскочить к ней и поймать руку.
— Ты сама это придумала, или надоумили?
— Так… весь двор говорит о том, как вы по местной тропинке от казарм утром с синяками возвращались. Как раз с пересменой.
— Да ты что?
— Мужчины пытаются выяснить, с кем вы были, но пока никто не признался.
— «Пока»?
— Э-это же не значит, что у вас действительно что-то было, но кто-то может похвастаться или просто слух пустить. Для своих же.
— А мне с этим клеймом жить?
— Простите, но другие придворные дамы для таких разговоров и повода не дают. Может, вам лучше было бы переехать в отдельный дом? Для собственного спокойствия и спокойствия придворных.
Вспышка злости на горничную и на весь придворный свет быстро сменилась ощущением полной беспомощности. Как бы ни были глупы и жестоки языки, они были отчасти правы, я сама дала повод, хотя их никак не касались подробности моей личной жизни.
Было бы приятно разбить нос каждому болтуну или рот зашить, но едва ли мне кто-то позволит это сделать.
— Я и недели не прожила здесь.
— Тогда стоит быть осмотрительнее, вас легко подставить, вы чужая здесь, а король и королева не станут разбираться в сплетнях.
— Это ты меня так предостерегаешь?