Времена Хрущева. В людях, фактах и мифах

Режим стал мягче. Он не поменялся по сути своей, да и Хрущев до конца дней оставался убежденным коммунистом. Другое дело, что он в какой-то момент понял, что нужен коммунизм или социализм «с человеческим лицом». И восстания, показавшие кризис созданной Сталиным системы, сыграли в этом немалую роль[18].

Хрущев и интеллигенция

«Только что прочитала о Хрущеве и интеллигенции в посмертно изданном романе Аксенова „Таинственная страсть“. Не очень он жаловал Хрущева. А вот Вознесенский простил, Лен Карпинский и Эрнст Неизвестный – тоже. Ахматова называла себя сторонницей Хрущева, Стругацкие осуждали его за „наезды“ на интеллигенцию. Расскажите об этом. Спасибо».

Из вопросов слушателей «Эха Москвы»

Действительно, среди пострадавших при Хрущеве писателей, художников и других творческих людей есть немало тех, кто открыто простил ему нанесенные обиды. Не получилось ли так, что развенчание культа личности Сталина в исторической памяти перевесило все неприятные вещи, существовавшие в отношениях Хрущева и интеллигенции?

Прежде всего все-таки нельзя забывать, что интеллигенция в эти годы получила тот глоток свободы, который она совершенно замечательно использовала. Именно в годы «оттепели» возникло очень сильное творческое поколение, которое с легкой руки Станислава Рассадина стало называться «шестидесятниками». Именно в это время были выпущены многие фильмы, поставлены спектакли, написаны и напечатаны книги, которые до сих пор являются гордостью российской культуры. Появились журналы «Юность» и «Вопросы литературы», был открыт театр «Современник», переживал свой расцвет журнал «Новый мир», редакторами которого были в хрущевские годы Симонов и Твардовский.

О взаимоотношениях Хрущева с интеллигенцией осталось три свидетельства писателей-современников.

Первое – свидетельство Солженицына. В его повести «Бодался теленок с дубом» есть дополнение 1978 года, где он пересказал буквально то, что записал во время встреч с Хрущевым 17 декабря 1962 года и 7–8 марта 1963 года. Он как настоящий зэк пришел на встречу не только с пропуском, но еще с маленьким блокнотиком и хорошо отточенными карандашами. И Солженицын точно описал не столько свои впечатления, сколько как и что происходило.

Эта вставочка у Солженицына настолько выточена, что ее саму по себе можно поставить на сцене. В ней нет прямого заявления – автор за Хрущева или против Хрущева – это было бы слишком просто и слишком примитивно для работы сознания такого писателя. Зато есть точно подмеченные детали поведения присутствующих. Среди писателей тоже очень много было сталинистов, которые на самом деле настраивали Хрущева против интеллигенции. Они не могли ему простить ни XX съезда, ни разоблачения Сталина.

Когда «Один день Ивана Денисовича» выдвинули на Ленинскую премию, все русские писатели проголосовали против. За Солженицына отдали голоса только писатели республик плюс один человек. Именно потому, что многие, во-первых, не могли вынести такого успеха, а во-вторых, писатели, которые входили в комиссии по выдвижению на премии, были из сталинского времени. И для них повесть «Один день Ивана Денисовича» зачеркивала их самих, их творчество и всю их систему ценностей.

И люди, которые были около Хрущева, аппарат, который в конце концов его и снял с поста главы государства, тоже настраивали его негативно. А Никита Сергеевич Хрущев был человеком, которого можно было легко завести. Тем более что в 1956 году начались польские события, венгерские события, и очень многие в аппарате упрекали Хрущева за то, что они произошли вследствие резкой десталинизации и либерализации.

В то время шла чистка в рядах Коммунистической партии, но творческих союзов она мало коснулась. Почти никто не потерял своих постов. В те времена люди на высоких постах сидели по десятку лет и особо никуда не сдвигались. Только если происходил страшный скандал, в котором были замешаны какие-то частные дела – как, например, в случае с так называемым драматургом Суровым, на которого, как выяснилось, работали «негры». Вот тогда был страшный скандал, в результате которого Сурова лишили членского билета. Но таких откровенных дел было не так много, да и не могло быть. Механизмов выбора в Союзе писателей не существовало, все подчинялись командам из ЦК.