Времена не выбирают…

За то, что ель зимой зеленой быть умеет,

За то, что все мертвы – она одна жива

И в зимнем холоде, когда душа немеет,

Свои боярские вздымает рукава, —

Так дышат падуги на сцене и кулисы,

В театре, помните, свой бродит ветерок, —

Вечнозеленая, как лавр и кипарисы,

Но тех, изнеженных, сиять поставил Бог

У моря синего на белом солнцепеке,

За то, что ель зимой так чудно зелена,

Люблю понурую, – опережая сроки,

Твердит, что вечная нам предстоит весна.

Твердит, что вечная… Рукою ветвь заденешь,

Как будто частую погладишь бахрому.

Люблю колючую, ей как-то больше веришь:

Ведь если колется, то лгать ей ни к чему?

«На самом деле, мысль, как гость…»

На самом деле, мысль, как гость,

Заходит редко, чаще – с нами

Тоска, усталость, радость, злость

Иль безразличие. Часами,

Нет, не часами, – днями! – тьма

Забот, рассеянье, обрывки

Фраз, вне сознанья и ума,

Заставки больше, перебивки.

Вцепился куст в земную пядь,

И сучья черные так кривы…

Нельзя же мыслями назвать

Все эти паузы, наплывы…

Зато какое торжество,

Блаженный миг неотразимый,

Когда – заждались мы его! —

Гость входит чудный, нелюдимый.

«Как мы в уме своем уверены…»

Как мы в уме своем уверены,

Что вслед за ласточкой с балкона

Не устремимся, злонамеренны,

Безвольно, страстно, исступленно,

Нарочно, нехотя, рассеянно,

Полуосознанно, случайно…

Кем нам уверенность навеяна

В себе, извечна, изначальна?

Что отделяет от безумия

Ум, кроме поручней непрочных?

Без них не выдержит и мумия

Соседство ласточек проточных:

За тенью с яркой спинкой белою

Шагнул бы, недоумевая,

С безумной мыслью – что я делаю? —

Последний, сладкий страх глотая.

Новорожденная листва

Новорожденная листва:

Пучки, оборки, кружева,

Воротнички, манжетки.

То в трубку свернутый листок,

То словно сложенный платок,

То на манер салфетки.

На всех деревьях и кустах

Ее сжимают в кулаках,

В горстях, несут в щепотке,

И тут же – душные цветки,

Метелки, зонтики, щитки,

И кисточки, и щетки.

Кто шелковист, кто глянцевит,

Кто белым войлоком подбит,

Но тополь всех чуднее:

Он так неряшливо цветет,

И красных гусениц приплод

Под ним шуршит в аллее.

Стареем мы, а мир цветет!

Спасибо, не наоборот.

Признайся, было б хуже,

Когда бы мир слабел, дряхлел,

А ты бы цвел и зеленел

Средь тления и стужи.

И вспоминал бы ты с тоской

Не возраст юношеский свой,

А блеск и зелень мира,

И шел бы, молод и здоров,

Средь лип венозных и дубов,

Скудеющего пира.

«Смысл жизни – в жизни, в ней самой…»