Времена не выбирают…

И снова кто-нибудь, разбуженный листвой,

Усмотрит чудо

В том, что пружинкою свернулось заводной.

Как в погремушке, в раковине слуха

Обида ссохшаяся дням теряет счет.

Пусть смерть-старуха

Ее оттуда с треском извлечет.

Звонит мне под вечер приятель, дуя в трубку.

Плохая слышимость. Всё время рвется нить.

«Читать наскучило. И к бабам лезть под юбку.

Как дальше жить?

О жизнь, наполненная смыслом и любовью,

Хлынь в эту паузу, блесни еще хоть раз

Страной ли, музою, припавшей к изголовью,

Постой у глаз

Водою в шлюзе,

Всё прибывающей, с буксиром на груди.

Высоким уровнем. Системою иллюзий.

Еще какой-нибудь миражик заведи.

Взамен любовной переписки

Сергею Коробову

Взамен любовной переписки,

Ее свободней и точней.

Слетают письма от друзей

С нагорных троп и топей низких,

Сырым пропахшие снежком,

Дорожной гарью и мешком,

Погодой зимней и ненастной.

И на конверте голубом

Чернеет штамп волнообразный.

Собой расталкивая мрак,

То из Тюмени, то с Алтая.

И ходит строчка стиховая

Меж нами, как масонский знак.

Родную душу узнаю,

На дальний оклик отвечаю,

Как будто на валу стою.

Соединить бы всю семью,

Да как собрать ее – не знаю.

Руины

Для полного блаженства не хватало

Руин, их потому и возводили

В аллеях из такого матерьяла,

Чтобы они на хаос походили,

Из мрамора, из праха и развала,

Гранитной кладки и кирпичной пыли.

И нравилось, взобравшись на обломок,

Стоять на нем, вздыхая сокрушенно.

Средь северных разбавленных потемок

Всплывал мираж Микен и Парфенона.

Татарских орд припудренный потомок

И Фельтена ценил, и Камерона.

Когда бы знать могли они, какие

Увидит мир гробы и разрушенья!

Я помню с детства остовы нагие,

Застывший горя лик без выраженья.

Руины… Пусть любуются другие,

Как бузина цветет средь запустенья.

Я помню те разбитые кварталы

И ржавых балок крен и провисанье.

Как вы страшны, былые идеалы,

Как вы горьки, любовные прощанья,

И старых дружб мгновенные обвалы,

Отчаянья и разочарованья!

Вот человек, похожий на руину.

Зияние в его глазах разверстых.

Такую брешь, и рану, и лавину

Не встретишь ты ни в Дрезденах, ни в Брестах.

И дом постыл разрушенному сыну,

И нет ему забвения в отъездах.

Друзья мои, держитесь за перила,

За этот куст, за живопись, за строчку,

За лучшее, что с нами в жизни было,

За сбивчивость беды и проволочку,

А этот храм не молния разбила,

Он так задуман был. Поставим точку.

В развале этом, правильно-дотошном,

Зачем искать другой, кроваво-ржавый?

Мы знаем, где искать руины: в прошлом.

А будущее ни при чем, пожалуй.

Сгинь, призрак рваный в мареве сполошном!

Останься здесь, но детскою забавой.

«Слово «нервный» сравнительно поздно…»