Времена не выбирают (интервью Владимира Буковского)

— О да, безусловно. Я же со Львом Григорьевичем Лукьяненко два года в одной камере просидел — и остались друзьями. Очень хороший, спокойный человек: он в книжку, и я в книжку — благодать! (Смеется).

^{«Со Львом Григорьевичем Лукьяненко я два года в одной камере просидел — характер у Левка замечательный»}

— Друг другу не мешали...

— Характер у Левка замечательный, дружественный — он, вообще-то, глубоко верующий...

— И смелый?

— Очень!

— Он, насколько я знаю, 26 лет отсидел...

— Да, сначала его даже к расстрелу «за антисоветскую агитацию и пропаганду» приговорили, но «вышку» 15-летним сроком потом заменили. После выхода на свободу его снова судили и дали 10 лет заключения и пять ссылки — освободился он только в 88-м...

— Читал, что отношения у политических с уголовниками складывались весьма напряженные — блатных стимулировали немножко, чтобы они политических задевали и задирали. У вас подобных конфликтов, эксцессов не было?

— То, о чем вы говорите, действительно место имело, но в сталинское время: до войны, в 30-е годы и после, а я этого уже не застал. Дело в том, что уголовники воспринимали политических 30-40-х, в основном бывших начальников, как законную добычу, а я для них — враг государства, и это совершенно разные вещи. Ко мне они относились исключительно хорошо, помогали, пару раз просто спасли — иначе, кто его знает, может, и расстреляли бы.

Как-то вдруг вскрылось, что в лагере готовится очередной бунт, — при обыске кучу самодельных ножей и металлических прутьев нашли. Никто не знал, кого же объявят зачинщиком, и тут-то куратор от КГБ и нашел двух подонков, которые по его указке стали давать показания против меня. Получалось, что самый главный идейный вдохновитель и организатор заговора я: этого было достаточно, чтобы подвести под расстрел или в лучшем случае на 15 лет особого режима упечь. Когда блатные стали интересоваться, что и как, я все рассказал, а на следующий день этих же ребят встретил. «Чего невеселый? — спрашивают. — Видел, как твои свидетели на вахту с утра ломанулись — от показаний отказываться? Как лоси!». Оказывается, ночью блатные поймали их где-то на производстве и провели «воспитательную работу» — можно только догадываться о том, что с ними сделали.

Воры в законе, повторяю, относились к нам замечательно, и мы на долгие годы остались друзьями. 

— Они интересные были люди? Действительно, и словом своим дорожили, и сила у них была, и власть?

— Конечно — непререкаемая. Я, кстати, на зоне единственным был политическим, поэтому мне разрешали на сходках присутствовать.

— Да вы что?!

— Правда, выступать там мне запрещалось — таков воровской закон. Ежели масть другая, политическая, говорить нельзя, а вот слушать можно, и я ходил — страшно любопытно мне было. Это как бы народное правотворчество, да?

— Все равно что в Верховном Совете заседать...

— Нет, это, скорее, Верховный суд... (смеется).

— Как же все происходило?

— Ой, очень занятно, но это отдельная тема — кто-нибудь когда-нибудь, думаю, это опишет.

— Сколько воров в законе собиралось одновременно?

— Их, вообще-то, не может быть много: больше трех-четырех в одной зоне практически не бывает (в тюрьме — дело другое, там их собирают специально). Остальные на разных ступеньках блатной иерархии находились, и если они в этой градации, в этой системе, могли и присутствовать.

— Человек 20-30 на сходке присутствовало?

— Да, 30-40 бывало.

— Какие обычно на повестку дня выносили вопросы?

— Как правило, исковые тяжбы — у них же другого нет. Вот, скажем, я лично претензию к вам предъявляю...

— ...«предъяву»...

— Да, пахан это дело ведет, и он за сходняк отвечает, который должен решать...

— ...кто прав, а кто нет...

— ...а все, кто не ссученные, не замаранные, имеют право давать показания.

— Смертные приговоры выносили?

— При мне ни разу, но у них несколько вариантов приговоров. Первый — это дать по ушам.

— В натуральном смысле?

— Да, пахан так и говорил: «Дай ему по ушам, получи с него», и тот, кого признавали правым, своего обидчика бил. Обычно тут же, не отходя от кассы...

— С особой жестокостью или нет?