— Когда же вы получили доступ к архивам ЦК КПСС и КГБ?
— Это позже, но давайте уточним: доступа к архивам КГБ никто никогда не получал вообще. По решению Ельцина 23 августа 91-го, когда провалился путч, их должны были передать в Госкомитет по архивам...
— ...но никто этого не сделал, правда?
— Да, цековские архивы передали, потому что здание ЦК было захвачено толпой, и оттуда они попали куда надо, а по поводу архивов ГБ была специальная комиссия создана...
— ...из бывших агентов, которые, я уверен, заметали следы...
— Естественно. До сих пор комиссия эта работает, но ни одной бумаги никуда еще не передала, так что я видел только те документы ГБ, которые были направлены в ЦК и хранились там.
— Что вас больше всего в них поразило?
— Прежде всего то, до какой степени органы были инфильтрированы в Запад, насколько его пронизали. Все знали, что они не дремлют, что у них есть агентура и прочее, но размах сотрудничества, которое любая западная институция имела с Москвой, меня шокировал. Все этим грешили: не только политики, профсоюзы, военные, но и, что меня больше всего потрясло, пресса, видные деятели культуры...
— Их покупали?
— Наверное — я много бумаг видел, но, конечно, не все. В какой-то момент председателем Специальной комиссии по архивам при президенте Ельцин назначил министра печати и информации своего большого приятеля Полторанина — я лично с ним договаривался, что вот закажу столько-то документов, а он их рассекретит, и он все делал — вообще очень по-кавалерийски с архивами обходился...
— Время такое было!..
— Ну да. В этой комиссии были представители КГБ, МВД, МИДа, но никто с ним не спорил — кто же будет возражать человеку, который пьет с президентом? Миша делал широкий жест: «Разрешить», но даже он однажды показал мне документ — две странички плотного текста — и сказал: «А вот этот мы тебе не дадим». Я был заинтригован: «Миша, в чем дело?». — «Здесь имена иностранных журналистов на зарплате у КГБ». Я попросил: «Миша, дай!». — «Нет, — он отрезал, — мы ими еще попользуемся».
— Сегодня об СССР часто вспоминают, особенно в России, с ностальгией: вот, мол, как замечательно было, а если в двух словах, чем был, по-вашему, хорош и чем плох Советский Союз?
— Вы знаете, этот ностальгический момент меня раздражает ужасно, причем люди же сами себе врут. Помню, году в 93-м у меня было на радио интервью и кто-то позвонил в студию с вопросом: судя по голосу, немолодой человек — то есть жил в советское время. «А что вы нам тут рассказываете? — возмутился. — При коммунистах хотя бы была колбаса» — и я просто сел. Вот колбасы-то как раз и не было — все ехали за ней в Москву, где ее еще можно было купить.
— По нескольку часов в очередях выстаивали — что вы!
— Мой оппонент за два года все ухитрился забыть — в том-то вся проблема и заключалась: не было колбасы.
— Зато та, которую правдами и неправдами доставали, отличной была...
—
— Рейган был прав, назвав Советский Союз империей зла?
— Да, безусловно.
— Вы и сейчас так считаете?
— Да.
— Но было же и что-то хорошее?
— Как говорят англичане, у каждого облака есть серебряная подкладка, иными словами, нет худа без добра. Советская научная школа, например, была очень сильной — именно научная: математики, физики. Они разбрелись сейчас по всему миру, и едва ли не каждый там, куда прибрел, создал еще школу (Россия дико потеряла на этом). Еще один важный момент — в Союзе средние люди считали себя обязанными читать подозрительные книжки именно потому, что это не приветствовалось: самая читающая нация на свете была!
— Ну и бесплатные медицину и образование нужно, наверное, не сбрасывать со счетов...
— Мы все знаем: лечиться бесплатно — даром лечиться, то есть совершенно бессмысленно. К врачу в те времена — вы-то вряд ли помните — шли...