— Еще одна ваша цитата: «У чекистов совершенно ломовые деньги, какие в СССР никому и не снились: они едва ли не все теперь — миллиардеры. Какой-нибудь Билл Гейтс, чтобы миллиардером стать, целую систему изобрел, эффективную компанию создал, а эти что сделали? Просто к нефтяной трубе присосались — и сразу же олигархи». Сегодня ФСБ России так же ужасна, как и ее советский предшественник КГБ?
— Сравнивать тех и этих довольно трудно, и хотя нынешние ушли от КГБ недалеко, профессиональный их уровень действительно гораздо ниже.
— А методы?
— Какие-то они неохотно сейчас применяют — скажем, им теперь легче убить, чем посадить, а в наше время было наоборот.
— Легче убить?
— Ну да. Раньше гэбэшники заранее разработку в ЦК подавали (и я эти документы видел): как собираются убивать, какие подходы, какие гарантии, что не попадутся... Не утвердив план, нельзя было даже ничего начинать — представляете, какая бюрократическая система? — а объект за это время взял и уехал в другое место, значит, заново надо брать «добро», выяснять, где он живет...
Теперь же, как Саша Литвиненко мне объяснил, эти вопросы в столовой на Лубянке решаются — вот он сидит, пьет компот, и к нему капитан из соседнего отдела подходит: «Слушай, у тебя на связи уголовники есть?». — «Ну, есть» (а он в отделе по борьбе с терроризмом и организованной преступностью работал). «Прошу: убери этого немца — он мне так надоел». Саша ему: «Что значит «убери»?». — «Ну, как? Тебе там тоже 30 кусков корячится» — вот как решаются нынче вопросы.
— Капитализм...
— Да при чем тут капитализм? — к поведению бюрократа он никакого отношения не имеет, бюрократия не может людей убивать вот так, договариваясь за компотом.
— Кто же ликвидировал в Великобритании самого Литвиненко?
— ГБ.
— Вы в этом твердо уверены?
— Абсолютно, на 100 процентов.
— Здесь, в Англии, вы с ним общались?
— Мы дружили, Литвиненко очень многому у меня учился. Этому хлопцу в жизни образования не хватало: сначала попал в армию, оттуда — в Высшее военное училище и сам не заметил, как в Отделе по борьбе с терроризмом и организованной преступностью оказался, — такая вот чехарда, и что такое КГБ, Саша понятия не имел.
— Как же, работая в КГБ, он мог не понимать, что Комитет из себя представляет?
— Абсолютно не понимал. Однажды я дал ему тома документов, скопированных в архивах, и сказал: «Вот, Саша, читай». Он несколько дней не отрывался, а потом в четыре часа ночи мне позвонил: «Володя, это что же — КГБ, значит, всегда был террористической организацией?».
— Наивный он был, как ребенок...
— «Саша, — спрашиваю, — а как ты думаешь, кто 30 миллионов наших с тобой соотечественников уничтожил?». — «Да?». Он был потрясен, заведен — это открытие его совершенно переменило. Литвиненко потом спросил разрешения опубликовать эти документы где-то на сайтах, и я дал добро: «Публикуй все, что хочешь». После этого у него наступила депрессия, он все корил себя: «Как же я мог вляпаться в такое дерьмо? Что ж это я за болван, если в этой преступной организации оказался?». Мучился дико...
— Искренне?
— Абсолютно — он вообще не умел лицемерить, довольно откровенным был человеком. Помню, сидели с ним здесь, у меня, и он начал опять сокрушаться, а мне это уже надоело, и я его прервал: «Саша, ну хватит самобичевания — между прочим, последний год в России ты уже не полковником ФСБ был, а политзаключенным: это титул, которым у нас на Родине можно гордиться». У меня между тем тюремная телогрейка была...
— Сохранилась?
— Да, но вся уже порвалась, поистлела... Саша спросил: «А можно я твою телогрейку надену и мы с тобой сфотографируемся?». — «Надень», — я кивнул. Потом эту фотокарточку он всегда держал у себя на виду: как доказательство того, что очистился — он политзаключенный.