Времена оттепели прошли

Когда происходили похороны, был месяц март, все в снегу, но солнце светило, и я немного запомнил это место. Потом я все-таки нашел его могилу, это был целый некрополь семьи Плотниковых – хорошо, что сохранились документы.

Мой дед и прадед, которых я никогда не видел, жили в соседних Озерках, и их семья имела свой участок на кладбище. А во время блокады какие-то люди половину этого участка захватили.

Памятники там были безобразные, какие-то бетонные раковины с надписями. Там были похоронены еще три брата отца. Один брат попал под трамвай после войны, пережив все ужасы блокады. Когда я увидел эти неухоженные могилы, я захотел сделать нормальное надгробие, без фотокарточек и бумажных венков. Тогда уже у кладбища были какие-то ресурсы, и я заказал три стелы, на которых написал фамилии отца, его братьев, жены и моей мамы. Теперь там лежат еще мои сводные сестры.

И вдруг объявилась какая-то внучка, стала мне звонить: какое я имел право ставить эти памятники? Я ей объяснил, что у меня есть документы, что я сын своего отца. В общем, все это было довольно странно.

Однажды я выступал по телевидению, и мне потом сказали, что звонила какая-то женщина, кричала, что я из могилы кого-то выкинул, что меня надо поганой метлой гнать с экранов советского телевизора. Однако с дальними родственниками я потом подружился, даже помогал им какое-то время финансово. Я у них выкупал фотографии и документы отца, это тоже была финансовая помощь. Благодаря этому весь архив отца оказался у меня.

Мама никогда не рассказывала, как она познакомилась с отцом. Я вижу на фотографиях, что тогда она была совсем молоденькая. Не знаю, помогал ли он нам с мамой. Думаю, что немного помогал. Но мы жили с ней очень тяжело. Часто за день-два до получки нам просто нечего было есть.

Финская молочница, цирк Чинизелли и смерть Джугашвили

В нашем доме № 54, в квартире 54, был огромный общий холл – в нем на взрослом велосипеде я мог аккуратно делать круги. В холле имелся двухсветный зал с большими окнами и большими широкими подоконниками. Когда я уходил в школу, на подоконнике уже стояли кастрюли, кружки, какие-то ковшики. Утром приходила финская молочница (почему-то ее называли финской), которая привозила молоко в бидонах и разливала его в посуду на этих подоконниках, точно зная, кому сколько нужно. Для нас молоко наливалось в большую кружку – объем тары зависел от благосостояния семьи.

Деньги молочнице, я думаю, передавали заранее или потом. Но я до сих пор не понимаю, как эта молочница успевала подоить утром корову, потом сесть на поезд (метро и электричек тогда не было), доехать до Финляндского или Царскосельского вокзала, затем на трамвае – до Невского проспекта, плюс везти все эти бидоны на себе. Холодильников тогда еще не было, все брали молоко только на один день, максимум на два, и чтобы оно не прокисло, его выставляли между оконными рамами. А еще я не могу представить, что молоко стояло целый день и никто его не трогал – не украл, не выпил, не бросил в него ржавый гвоздь, не плюнул…

Помню, что на праздничных столах непременно стояли шпроты, всегда была черная и красная икра, ведь наш дом стоял напротив Елисеевского магазина, а икра была дешевая. В великолепных залах магазина к Новому году выстраивали пирамиды из бутылок, из мандаринов и апельсинов. И был еще второй отдел, так называемый колониальный, где продавали чай, кофе, запах которых я помню с раннего детства. Этот запах потом исчез, потому что и чай, и кофе стали продавать упакованными, а тогда насыпали и мололи в мельницах, и приготовление кофе дома тоже было – как ритуал. Но мы с мамой кофе никогда не пили – для нас это было слишком дорого.

Приятные воспоминания связаны у меня с цирком Чинизелли на Фонтанке. Это был первый каменный стационарный цирк России, один из старейших цирков страны. Он открылся в 1877 году, и его основателем был Гаэтано Чинизелли. Помнится, у них была своя касса в виде кибитки или маленькой расписной тележки, которая все время проезжала мимо нашего дома. И вся прелесть заключалась в том, что ее до Дома Зингера (теперешний Дом книги), а это две троллейбусных остановки от меня, везли или ослик, или маленький пони. И в этой тележке продавали билеты. Это тоже был своего рода аттракцион. Со временем и тележка, и ослики с пони исчезли. А на Славу Полунина, который пытался воссоздать этот аттракцион, все чиновники почему-то окрысились и быстро-быстро затоптали новоявленный Цирк Чинизелли. Теперь это опять просто «Цирк на Фонтанке». Но до сих пор я помню эти маленькие осколочки прежней жизни, этих неспешно вышагивающих по Невскому потрясающе статных красивых людей.