Времени нет

Первые ноты: бабочки вспорхнули с полевого цветка, годовалый малыш сделал первые шаги, тайно влюбленные коснулись мизинцами… Но с каждым следующим мгновением скрипка все увереннее отвоевывала свободное пространство в тишине — и в конце концов заполнила все вокруг нежностью, крепко медленно. Она рассказывала обо всем, что действительно важно для человека. О теплых объятиях после долгой разлуки и волос с фиалковым запахом. О первой снежинке, тающей на языке выбежавшего на перерыв школьника. О утренней дымке, стелющейся над скрытым среди лесов озером. О новых упругих кроссовках, подбрасывающих тебя к верховьям деревьев. О застывших в креслах зрителях, не выходящих из зала кинотеатра, хоть пошли титры. О сердечке, найденном на потном стекле троллейбуса. О мешке с красной фасолью, в который ты сунул руку. О теннисном мячике, бьющемся о сетку твоей ракетки.

А потом протяжное молчание — и вот уже скрипка говорит о другом. О скучающем в клетке соловье — его купила семья слабослышащих. О рукописи, которую не взяли издатели и теперь она гниет на чердаке. Об одинокой палочке для суши в ящике с вилками. О незаметно залетевшем под кровать проездном на метро, а срок его действия истечет через месяц. О душе, изнемогающей в одиночестве в четырех стенах, думая о море внизу, не в силах ничего сделать, пока не пройдет время. О рассветах, которых она не видит, о песнях, которых она не слышит, о сандвичах, вкус которых она не знает, об истории, которых она не может никому рассказать.

О том, кто сейчас играет на скрипке, подарив свою боль — смычку.

Но смычок — передающее звено от одной души к другой. И вот это уже ты сидишь в клетке, и на чердаке, и в ящике, и под кроватью, и в комнате с часовым механизмом вместо потолка, и надеешься, что твое ожидание не будет напрасным…

Саатчи вернул скрипку в футляр. Я поднялся и налил вина в его опустевший бокал — меньше всего, что я мог для него сделать.

Не нужно было проявлять ни восторга, ни сострадания — джин все видел по моим глазам. И последнее ему вряд ли понравилось.

— Мы что-то совсем расстроились. Прочь тоску! — он наугад вытащил из холодильника еще один сандвич. — О, с селедкой! Попробуем.

Он жадно откусил кусок. Кольцо лука упало на его рубашку. Джин сразу же его подобрал и закинул в рот.

— Знаю, чем тебя развеселить, — он поднял пальца, чтобы привлечь мое внимание, и я вернулся в шезлонг. — Анекдот.

— Надеюсь, это не тот, который ты не успеешь кончить?

Саатчи отложил сандвич и снова вытер пальцы салфеткой, словно для анекдота ему нужны были чистые руки, и взял бокал.

— Слушай! Один инженер умер и по ошибке Небесной Канцелярии попал в ад. Вскоре ему стало там некомфортно, и он принялся за дело. Установил кондиционеры, сделал душевые кабинки, наладил постоянный температурный режим в котлах. И вот как-то звонит по телефону Всевышнему дьяволу — поинтересоваться, как там дела. А тот хвастается: появился, мол, инженер, и теперь у них в аду есть кондиционеры, душевые, котлы с автоматическим подогревом… «Постой, — сказал Всевышний, — произошла ошибка. Инженеры должны попадать в мой Эдемский сад. А ну-ка быстренько пришли его мне». «А это уже нет, — возразил дьявол, — такая душа мне и в аду пригодится». «Или инженер направится в Эдем, — пригрозил Всевышний, — или я буду судиться с тобой». В ответ на это дьявол засмеялся. "У меня ад, а у тебя Эдем, — сказал он, — где же ты там найдешь хорошего юриста?"

Последнее предложение Саатчи проговорил не так, как рассказчик анекдотов, — он снизил голос и ускорил темп речи, поэтому шутка уже не казалась смешной. Я не сразу понял почему.

Они выплыли из ниоткуда, словно сама тьма столкнула их своими спицами. Двое в серых плащах с вырезанными из коры театральными масками на лицах, словно сошли со сцены античного театра. Они появились, и на крыше стало темнее.

Фигуры остановились в десяти шагах от нас, заложив руки за спины. Хозяева ситуации.

Саатчи развернулся к ним всем корпусом, как и положено встречать врага — лицом к лицу, не опуская бокал.

— Я надеялся, что у меня больше времени, — сказал Саатчи.

Один из них легко кивнул ответной маской.

Саатчи сунул футляр со скрипкой под мой шезлонг.

— Работа Гварнери, — объяснил он мне. — Пусть остается здесь, завтра хозяйка заберет.

— Джин, дисциплинарная комиссия рассмотрела ваш случай, — раздался из-под маски глухой голос. — Вы должны пойти с нами.

— И что она решила? — Саатчи сделал большой глоток из бокала.

— Вы признаны виновным в умышленном неаккуратном заключении договора со смертным, в преследовании собственных, отличных от приписанных джинам интересов, в выборе такого объекта, действия которого могли максимально глубоко способствовать вашему незаконному вмешательству в человеческий мир.

— Просто по всем статьям, — заметил Саатчи, но его голос дрожал.

Второй плащ ответил ему женским контральтом.

— Признай, джин, тебе не нужна была душа — ты хотел вмешаться в жизнь смертных.

Не сразу, как сквозь толщу воды, до меня начинал доходить смысл сказанного. Саатчи стоял прямо, уже с пустым бокалом, и ждал, когда я буду готов.