ВРЕМЕНИ В ОБРЕЗ

- ...Или в Африку, или на луну, - закончил Хаким. - Успокойтесь, комендант, ваше воображение шутит с вами дурные шутки. Они такие же люди, как все остальные; они могут далеко не все, и к тому же они связаны по рукам и ногам своими обязанностями. И если уж я способен догадаться, что они собираются предпринять, то я могу понять и то, что они никогда бы не стали делать.

- Не понимаю, - признался полковник, усаживаясь в кресло. - Я простой солдат. Ваши догадки кажутся мне волшебством.

- Это моя работа, - сказал Хаким. - Просто работа. Хотя, надо признать, она потруднее, чем командование дивизией или парочкой бригад... К тому же у меня есть свои источники информации, как вы успели заметить.

- Да, пожалуй. А кто доставлял вам сведения в Ракке?

- Увы, я не могу этого открыть, я в ответе за своих информаторов.

- Нет, вы скажете! - настаивал Зейд. - Все-таки комендант здесь я!

- Возможно, я скажу вам об этом позже... если вы останетесь комендантом. А теперь, могу ли я получить машину?

- Возьмите белый "Бьюик", который стоит у входа.

Хаким покачал головой.

- Если вы не возражаете, я бы предпочел машину без номера иракской дипломатической службы.

- Тогда возьмите голубой "Шевроле", с кувейтским номером. Ключи в машине. Вам еще что-нибудь нужно?

- Больше ничего, полковник. До свидания, и спасибо за гостеприимство.

- Счастливого пути, Хаким.

- Благодарю. И вам счастливо, комендант.

Хаким вышел, а полковник Зейд еще долго сидел в кресле, задумчиво глядя на телефон. Он понимал, что комендантом ему больше не бывать. Куда его пошлет Багдад? Наверняка в какой-нибудь паскудный форт в пустыне или в болота под Аль-Курной. Может, его даже понизят в звании, а то и расстреляют, если решат, что он пагубно повлиял на события.

Он слишком устал быть постоянно начеку.

Зейд продолжал тупо пялиться на телефон, пока в голову ему не пришла одна мысль. Он ведь может позвонить на саудовский форпост и предупредить, что мимо них проследуют иракский спецагент и его помощники. Может, они пристрелят Хакима или, на худой конец, посадят в тюрьму лет на двадцать. Конечно, это не спасет его самого, но хоть какое-то удовлетворение он получит.

Но это была идея, которая приходит только в такую отвратительную погоду. Самоубийство, убийство, помешательство... Единственное, что удерживало от подобных действий - это безмерная усталость.

Тем не менее Хаким мог предугадать и такой вариант и принять меры предосторожности. Он был умным мерзавцем.

Глава 11.

Отряд Дэйна весь день двигался размеренной рысью. Они остановились только раз, у колодца Кабари Вадха. Там им встретилась небольшая группа сбейских овцеводов, которые гнали стадо из Кувейта. Овцеводы поделились последними сплетнями об измученных иракских солдатах, исколесивших вдоль и поперек все земли Ракки. Новости были встречены всеобщим ликованием. Еще ракканцам рассказали об убийстве молодого инженера-геологоразведчика по имени Хасан, родом из Аоудиса. Убийца все еще не найден.

Услышав об этом, ракканцы ничем не выдали своих чувств. Джабир отошел в сторону, и Дэйн последовал за ним.

- Ты его знал? - спросил американец.

Помрачневший Джабир ответил:

- Знал, и очень хорошо. Он сочувствовал нашему движению и вообще был моим другом.

- Как ты думаешь, кто мог его убить?

- Иракцы, скорее всего. Нам известно, что в Ракке сейчас действует один из спецагентов Багдада. Человек по имени Хаким. Если он в чем-то заподозрил Хасана, он мог таким способом заставить его замолчать навеки.

- Я только раз встречался с Хасаном. Он показался мне славным парнем.

- Он был гораздо лучшим человеком, чем я. Нельзя оставить его смерть неотмщенной, - сказал Джабир.

Дэйн кивнул.

- Пойдем, надо держаться вместе со всеми.

***

Возле колодца Кабари Вадха ракканцы пробыли не больше получаса - только пополнили запасы воды и двинулись дальше.

Если они и были "мягкотелыми горожанами", как говорил Майид, то ничем этого не показывали. Ракканцы ели, пили и справляли естественную нужду не сходя с седел, не останавливая верблюдов. Это были жилистые, выносливые люди, как будто скрученные из проволоки. Дэйн надеялся, что тоже сумеет не ударить в грязь лицом.

Его колени уже давно перестали болеть и почти одеревенели. Подобно Джабиру, он старался не думать о боли, усталости и других неудобствах похода, как и о сомнительном успехе своего дела. Он понимал, что, если начнешь себя жалеть, станет только хуже. Правда, у него не было под рукой маленького мешочка с "кат", чтоб облегчить страдания.